Варма хитро сощурился:
– Да почти все. Не один ты любишь составлять досье.
Стефания уже видела только их спины, и тут Варма повернулся к Герману и сказал, лукаво улыбаясь:
– Кажется, я знаю твой секрет.
Они уже скрылись в аллее, ведущей к казарме второго потока, а Стефания все никак не могла решить, что ей делать. А потом решительно пошла догонять Германа.
Вильям как раз с ним прощался, проводив до крыльца. Когда его зонт скрылся среди деревьев, Стефания вышла на дорожку. Дождь лил как из ведра, но она этого почти не ощущала.
– Стефания? – удивился Герман. – Что ты там делаешь? Иди скорее сюда.
Она не двинулась с места, было страшно начинать разговор, и она продолжала упрямо мокнуть, пока Герман не подошел к ней сам.
– Фанни? Что случилось? – Он потянулся ладонью к ее лицу, но она вдруг резко шагнула назад. – Да что такое?
– Что за секрет? – спросила она, и замерзшие губы едва шевельнулись. – Что за секрет, о котором знают все, кроме меня?
Она шмыгнула носом, и Герман поменялся в лице.
– Не плачь! – испуганно попросил он, хотя Стефания и не собиралась, просто замерзла. – Давай зайдем под крышу, ты вся дрожишь.
Она позволила увести себя в фойе общежития, но в комнату идти отказалась.
– Просто скажи, я пойму.
Герман отвел взгляд, и Стефании стало по-настоящему страшно. Страшно, что сейчас она потеряет все, снова.
– Скажи…
Герман, кажется, что-то для себя решил, вскинул голову, и его глаза потемнели, а взгляд стал жестким и холодным.
– Ладно, – сказал он отстраненно. – Я менталист. Эмпат. Я точно знаю, что чувствуют люди, и могу этим управлять.
В груди закололо.
Стефания прислушалась к себе, но услышала только, как оглушительно стучит кровь в ушах. А может, это всего лишь перестук дождевых капель за окном.
– Я менталист, Стефания, – повторил Герман. – Я чудовище.
– Нет.
– Ты не понимаешь! – Он уже почти кричал. – Я знаю, что ты чувствуешь!
– Нет, не знаешь. – Стефания покачала головой. – Ты совсем ничего не знаешь, Герман. Я люблю тебя.
Слова вылетели, и их уже не вернешь назад. Стефания сжалась, как пружина, готовая убежать в любую минуту. На глаза набежали слезы и скатились по щекам.
Герман скинул на пол сумку, притянул Стефанию к себе и крепко обнял, позволяя ей уткнуться во влажную рубашку. И не стал успокаивать.
– Прости, Фанни, – сказал он.
Стефания всхлипнула последний раз и отстранилась.
– И это все? Больше ничего сказать не хочешь?
Он смущенно улыбнулся, наклонился и шепнул на ухо, чтобы услышала только она:
– Я тоже. Люблю тебя.
Урок 4
Самая большая ошибка – думать, что хуже уже не будет
Следующее утро началось с того, что Герман открыл глаза и увидел Берта сидящим на полу, и вокруг него в беспорядке валялись исписанные листочки.
– Берт? – позвал Герман тихо. – Ты что делаешь?
Он отмахнулся и застрочил с еще бо́льшим энтузиазмом. Очередной листок отправился в кучу. Герман не на шутку встревожился, подошел к брату и присел рядом, взял верхнюю бумажку и прочитал написанные на ней слова.
Берт отвлекся и посмотрел на Германа сияющим, полубезумным взглядом.
– Ты все вспомнил? – спросил Герман растерянно. – Но когда? Почему ты молчал?
Берт виновато улыбнулся.
– Ты не рад? Я помню тебя, помню, как мы дружили. Дерево помню, страшное такое, я выцарапал на нем наши имена. Герман, они возвращаются, мои воспоминания! Я не знаю почему, но я как будто вижу их, как картинки.
– Когда это началось?
Берт замотал головой:
– Не знаю… Сначала я думал, что это просто сны, а сегодня все понял. Ночью. Проснулся и сразу начал записывать. Вот, смотри. – Он порылся в кипе бумаг и сунул ему в руки листочек. – Это имя моей матери. Да? А это, это Нелли, горничная мамы. Ты понимаешь?
Герман понимал только то, что скоро снова потеряет друга, на этот раз – милого, мягкого, наивного Берта. Как и обещал Вальтер, когда настоящий принц вернется, Герману это причинит боль.
– Здорово, – через силу улыбнулся он. – Поздравляю.
– Это совершенно ничего не меняет. – Альберт решительно нахмурил светлые брови. – Разве теперь ты перестанешь считать меня своим другом?
– Нет, но… – Герман замолчал, не зная, в чем именно проблема на самом деле. – Теперь ты точно знаешь, что ты принц, будущий король целого мира. Ты должен вернуться в Ландри, твой отец в курсе, что ты жив.
Берт улыбнулся и взъерошил волосы.
– Я знаю. Но не вернусь во дворец, пока не получу диплом и не стану настоящим магом. И пока мы не спасем Стефанию, ты же хочешь, чтобы мы спасли ее. Только вместе у нас получится, и никак иначе.
Герман и не думал, что разговор заведет их в эту сторону. Он растерянно потер висок.
– А ты помнишь, кто сделал это с тобой? Имя, лицо, хоть что-то?
Берт покачал головой:
– Нет, до этого я еще не дошел, наверное, нужно подождать. Так ты прощаешь меня?
– За что?
– За то, что я снова стану другим. – Берт выглядел сконфуженным. – Все привыкли видеть меня тем, кем я стал после работы менталиста. Но что, если настоящий я им не понравлюсь?
Герман вспомнил похожий разговор в самом начале их совместной учебы и поспешил успокоить брата:
– Поверь мне, разница не настолько бросается в глаза. Но лучше, наверное, будет признаться ребятам. Хотя это решать только тебе.
Берт задумался, а Герман пытался разобраться в собственных ощущениях. Испытывал ли он облегчение от того, что ситуация фактически разрешилась сама собой? Или чувствовал, что больше не имеет над «неразумным» братом власти, которую давала его осведомленность об их общем прошлом? Все так перепуталось.
– И ты меня прости, – сказал он наконец. Берт округлил глаза:
– За что?!
– За то, что эгоистично желал, чтобы все осталось как есть. Так мне казалось, что пропасть между нами становится меньше.
– Нет никакой пропасти, – улыбнулся Берт и взял Германа за руку. – Я всегда любил тебя, даже не зная, что ты мой брат. И это не изменится никогда. Только теперь мне кажется, что я знаю тебя даже еще лучше и от этого люблю еще сильнее.
С верхней полки послышалось шуршание и недовольный голос Рене едко прокомментировал:
– А теперь целуйтесь. Развели тут слюни-сопли.
Берт засмеялся, и Герман был вынужден признать, что они и правда устроили трагедию на пустом месте. Сигнал будильника разбудил Ситри, она шумно зевнула, вылезла из-под одеяла и потребовала объяснить, что тут происходит.
– Ко мне вернулась память, – сразу сообщил Берт без лишних предисловий. – Точнее, возвращается, но я уже точно помню, кто я и откуда.
Эффект не заставил себя ждать, но был не совсем таким, каким его ожидал Герман. Ситри резко побледнела, почти до синевы, поднялась с кровати и так выпрямила спину, что позвоночник должен был сломаться.
– Все ясно, – сказала она бесстрастным голосом. – Я очень рада, ваше высочество.
И, больше не проронив ни слова, развернулась и вышла.
Даже
