В одном я был с капитаном согласен: мне тоже с перепугу казалось, что Чернецкий много на себя берет.
Тунгус покосился на капитана с плохо скрываемым сарказмом. Петровичев был, по его понятиям, вроде кандидата в младшие вожди или жреца невысокого ранга – великий вождь любит, когда таким ребятам худо. Говорит, только через страдание можно научиться управлению. Большой мудрец великий вождь Унгусман, но лучше бы его сейчас тут не было. Не надо ему видеть, как русские грызутся между собой…
Конвертоплан прыгнул вверх.
Он вознесся в небо с такой прытью, которой я за ним не подозревал, хотя много лет имел дело с этими машинами, любил их и даже худо-бедно умел пилотировать. По моему скромному разумению, бортмеханик сорвал ограничители. Это был не форсаж, а аварийный режим, способный прикончить движки, но дать машине фору в безнадежной ситуации. На такой бешеной тяге полетит даже кирпич, и полетит быстрее пули.
Конвертоплан пер строго вертикально.
И вдруг резко лег набок. Левое крыло вверх, правое вниз.
Петровичев уронил фуражку.
А конвертоплан показал цирковой фокус. Он продолжал по инерции набирать высоту боком. Два-три размаха крыла, как мне показалось. Потом его завалило, он совершил кульбит – у меня внутри все перевернулось вместе с маленьким самолетиком, – но тут Чернецкий ловко «поймал машину» тягой и грохнул ее на шасси почти туда же, откуда взлетел.
Грохнул – мягко сказано. Звон раздался колокольный, и бабах нешуточный, полетели во все стороны детали подвески, брызнуло фонтаном из амортизаторов, пара шин разорвалась в клочки, не выдержав такого варварства, но планер явно уцелел, движки не отвалились; в общем и целом бедная машинка показала себя молодцом.
Великий вождь Унгусман одобрительно крякнул.
Капитан Петровичев сделал вид, что туземца, цинично нарушившего карантин, вовсе нет на подведомственной ему территории. Он подобрал фуражку и не спеша двинулся к конвертоплану. Я выплюнул травинку, давая понять вождю, что готов к ответной речи, но получил все тот же подталкивающий жест – иди давай, – и ноги сами понесли меня вперед. На ходу я соображал, как бы высказаться, если вдруг спросят о текущем моменте. Кроме «Что это было?!» ничего в голову не лезло.
Все-таки в моей работе слишком много притворства. Я же знаю, что это было. Теперь это понял каждый. Чернецкий придумал, как спасти положение.
Если повезет, конечно.
На днях, просматривая свои отчеты по туземцам, заметил: все чаще там попадаются обороты вроде «удивительно, но», «тем не менее» и «как бы ни показалось странным». Кажется, я побаиваюсь, что меня сочтут предвзятым и некритичным. Это типично здешний синдром, через него прошли многие, кто с местными работал и поневоле в них влюбился. Начинаешь заслоняться от чувства, что они лучше нас. Химически чистая версия человека, лишенная всего наносного, всего дерьма, которым мы забили себе головы.
Ну да, у них тут в общем тепличные условия. Умеренный прирост населения, порядок с кормовой базой, никаких катаклизмов, а если доходит до боевых действий, это скорее игра в войнушку. Здесь не любят умирать. Здесь жизнь сама по себе в радость.
Они чертовски рациональны – и поэтому счастливы.
Счастливее нас, потому что лучше нас.
Честно говоря, мы не знаем, что с ними делать.
На уровне отдельно взятого русского вопросов нет – здорово, братишки. А вот на уровне государства с его далекоидущими планами и интересами все не так однозначно. Планета под кодом «Земля-2», идеальная для заселения, готовый форпост на пути к центру Галактики – сами прикиньте, какие на нее были замыслы, – и вдруг по ней ползают несколько миллионов людей, подозрительно смахивающих на людей. Да еще и с зачатками централизованной власти.
И сразу начинается вся эта чушь: нельзя лишать народ его истории; давайте вспомним индейцев и чукчей; а что скажет мировое сообщество; а не лучше ли нам уйти. Хорошо, ума хватило сообразить, что уйти никогда не поздно – к нам тоже прилетали всякие, пока мы были совсем маленькие, и ничего ужасного не произошло. Ладно, высадились. Знакомимся. Ведем себя предельно осторожно. Водку с местными не пьянствуем, от незамужних девчонок шарахаемся, от замужних тем более.
Туземцы глядят на нас как на полных идиотов. Чувствуют, что у нас внутри идет мучительная борьба, но не понимают ее смысла. Так мы сами не понимаем! Нет у Москвы окончательного решения. Есть старый имперский шаблон, который никогда не применялся к инопланетному доминиону, и никто не знает, будет ли эта схема работать, и вообще имеем ли мы право, и так далее, и тому подобное. На нас еще ООН давит, чтобы мы не мытьем так катаньем уговорили Тунгуса провозгласить независимое государство.
А вождю независимость даром не нужна, он сразу понял, чем это пахнет. Его запрут на родной планете, всего из себя незалежного. Скажут, давай, развивайся, лет через тысячу поговорим, а сейчас ты под культурными санкциями для твоего же блага… Нет и еще раз нет. Тунгус хочет выбить для своего народа те же права, что у землян, и прямо сейчас. Это часть коварного стратегического плана, из которого он вовсе не делает секрета. Профессия великого вождя Унгусмана, если кто еще не догадался – специалист по дружественному поглощению. Он потомственный император-администратор и умеет поглощать так, что ты пикнуть не успеешь. Династия Ун уже внедрялась в более продвинутую культуру, и ничего зазорного Тунгус в этом не видит.
Сейчас хитрец нацелился на Землю.
Когда Тунгусу подвернулись русские и он в первом приближении разгадал их менталитет, вождя осенило: да ведь на нашем горбу можно выехать к звездам! Тут очень вовремя приперлась делегация ООН. Тунгус ее принял, выслушал, расстроился – и закатил дипломатам лекцию о неуместности двойных стандартов и лицемерия в международной политике. Сказал, идите отсюда, человечки, вы даже врать нормально не умеете… После чего заинтересовался русскими уже вполне прицельно. Уяснил, что землянам палец в рот не клади, и фиг кто ему позволит за одно поколение
