Когда я стал просыпаться, успел заметить, что погружен в холодную жидкость и нахожусь в чем-то вроде чемодана. Жидкость разом вытекла, и чемодан открылся. Я находился вместе с верным робопсом в небольшой капсуле, а вокруг нас был ад. Мы пребывали в свободном падении между исполинских голубых «стен» облачного каньона, состоящих из кристаллов аммиачного льда. Надо мной сияло авроральными всполохами желтое небо, подо мной бордовым и багровым цветом внушительно переливалась глубина.
Несмотря на всю чудовищность этого зрелища, у меня было ощущение, что я это уже видел и меня заносило сюда раньше. Юпитер.
Но сейчас этот замечательный спектакль закончится, на многие сотни километров нет ни одной живой души, способной подумать обо мне, не говоря уж о том, чтобы прийти на помощь. Или есть?
Стремительный глиссер, вырвавшись светящимся болидом из облачной стены – я успел заметить эмблему в виде двуглавого орла у него на борту, – зацапал капсулу своими схватами и упрямо потащил нас наверх, преодолевая узы Юпитера. Поначалу с большой натугой, пару раз провалившись вниз – я уже подумал, что сейчас он нас выпустит, – но все же набрав высоту с помощью восходящего вихря.
Мы пролетели мимо объекта, напоминающего юлу – позднее узнал, что его называют Кельей, он принадлежит Иоанно-Богословскому монастырю Русской церкви и находится в верхних слоях атмосферы гиганта. Пронеслись мимо цепочки огоньков – орбитальная исследовательская станция «Юпитер-25», луч прожектора высветил на ее борту ту же эмблему с золотым двуглавым орлом. И вот над головой – протяженная ледяная твердь юпитерианского спутника, красиво именуемого Европой, с темными прожилками разломов и выбросов. Еще немного, и она уже внизу.
Над поверхностью льда виднеется только несколько шпилей – антенны и локаторы. Глиссер вместе с капсулой, застывшей у него в «когтях», ныряет в обозначенную навигационными огнями дыру тоннеля и оказывается на тормозной рампе, которая приносит его на парковку подледного города.
Он находится где-то на полкилометра ниже поверхности Европы; между верхней и нижней кромкой ледяной полости – метров сто.
Город похож на грибницу, строения-грибы пристроились там и сям в этой полости, посверкивают в серебристо-голубых лучах двух солетт. Откуда-то у меня в голове возникают слова «Грибок-теремок» и понимание, что эти «теремки» – из саморастущего нанопланта.
Люк капсулы открыт снаружи; манипуляторы усаживают меня в катящееся кресло, которое любезно фиксирует мои руки наручниками. Далее торжественное шествие по эстакаде: впереди офицер, который спас меня на Юпитере, за ним я в роли упакованного буйнопомешанного – на каталке, далее робопес в форме ящика. Беднягу еще зафиксировали чем-то вроде монтажной пены, он только натужно скулит. Перед нами раскрывается то, что казалось вполне непроницаемой глянцевой стеной – это наноплант показывает фокусы, – лифт ввинчивает нас по шахте куда-то вверх, и в конце концов открывается изящной диафрагмой дверь, впуская нас в просторное помещение.
Здесь смахивает на террариум. В клетках десятка три задержанных – кибоксы, спиннеры, роботехи-зооморфы, франки, какой-то киборг с хитрющими человеческими глазами – думаю, что вся эта публика с сомнительными намерениями пыталась проникнуть в подледный город или его окрестности. В ящиках зудит и бьется вредная мелочь.
Офицер, доставивший меня, обращается к человеку, у которого на пульте весь террариум в виде фотонного кристалла. Этот офицер – женщина. Говорит не на пиджин, но я ее понимаю.
– Примите задержанного. Отловила его с Божьей помощью, когда он падал на Юпитер. К нему и технопериферия – робопес, модель Mitsui Wolfhound, похоже, что с самостоятельным апгрейдом, система питания – универсальная, уровень потенциальной опасности – 3. Запишите как личное имущество задержанного.
Когда она поворачивается ко мне, я вижу, что это еще и монахиня. Сестра Евпраксия, судя по нашивке.
Каталка со мной вместе проезжает сквозь жужжащую рамку терагерцевого сканера.
– Доставленный объект является человеком – количество искусственных тканей не превышает десяти процентов, – рапортует распорядитель этого террариума или, точнее, КПЗ. Я почему-то догадываюсь, что у него на комбинезоне лычки казачьего офицера, урядника, кажется.
– Вообще-то в курсе, что я не коробка с железяками внутри. Мне присущи разные человеческие достоинства, а возможно, и некоторые человеческие слабости, – тут взгляд сестры Евпраксии стал пронизывающим насквозь. – Но я не упорен в грехе, и с понедельника всегда начинаю новую жизнь.
Урядник наконец обращается ко мне:
– Имя, фамилия?
– У меня имеется только красивый трехзначный номер. Я даже не знаю, на каком языке сейчас говорю, однако ясно, не на том квакающем, что раньше. Я бежал с плантации, расположенной внутри астероида Абунданция, добрался с попутным грузовичком, который удалось присвоить, до Аталы. Еще меня преследовали корабли Западного Альянса, будто моя задница намазана медом – простите, сестра Евпраксия. На Атале удалось отбиться от преследования и попасть в капсулу, которую космическая почта отфутболила ровно на Юпитер, потому что я указал адрес с некоторой ошибочкой. Звучит все это не очень – чудеса в решете, я это осознаю, но именно так все и было. А где я сейчас, если не секрет?
Урядник вопросительно посмотрел на монахиню, и та сказала:
– Этот город называется Ляпунов-2 и принадлежит Российской державе. Говорят здесь на русском языке. «Чудеса», сказали вы. Прежде чем признать что-то чудом, стоит рассмотреть тысячу гипотез, почему это не так.
И меня заперли. Я как раз успел к ужину. Картошечка-грибочки, а не комбикорм из дерьма, как на Абунданции. Робопес же в виде ящика отправился на полку. Меня заперли, ведь никто не знал, кто я такой, впрочем, этого не знал и я сам. Кроме трехразового питания было еще одно удобство – сквозь тонкие до незаметности прутья клетки я видел стену из металлического стекла, а за ней ледяной мир вплоть до самого его «горизонта».
3. Крепость на фронтире
Время текло так тягуче медленно, что казалось – намазывать его можно. Больше всего скучал я по общению со своим псом; у него хоть нет речевого интерфейса, но он мастер по собачьим трюкам. На моем персональном чипе, конечно, имелся таймер, однако секунды потеряли смысл, стали страшно длинными. Прошло сто тысяч кошмарно длинных секунд и вдруг остановка – ледяной небосвод, где-то поближе к «горизонту», прорвало. Вместе с неудержимыми потоками ледяного крошева и огромными облаками мгновенно леденеющего пара из него вываливалась отнюдь не потенциальная опасность.
Что-то похожее на здоровенных пиявок, оснащенных кучей вращающихся дисков с зубцами, пробивает верхнюю границу города, плавя и пробуривая лед. И скрывается с глаз, уходя вглубь через нижнюю границу города. А через пробоины, одна за другой, в
