– Нам всем приходится надевать маски, граф, – сочувственно произнесла овда. – И исполнять несвойственные нам роли.
– Да, именно так. Надевать маски, исполнять роли, – проскрипел Эйхоф. – И жить во флигелях для прислуги. И пользоваться наёмным авто. И питаться пищей, какую во времена моей молодости не рискнул бы вкушать и крестьянин. Наше влияние умаляется. Мы всё больше отходим в область сказок, преданий, мифов.
– Вы совершенно правы, дорогой граф.
Они брели втроём мимо полок, и Николай молча катил за Айви деревянную скрипучую, как сам граф, тачку, в которую девушка, после одобрения хранителем, складывала нужные книги. На присутствие Николая оба небожителя по-прежнему не обращали внимания. Он был простым слугой, рабом, при котором хозяева могли говорить о важных вещах, не придавая значения лишней паре ушей. Где-то так.
– Знаете, Айви, – сказал граф, – а ведь вы не первая столкнулись с подобной проблемой. И мне кажется, всё это неспроста. Да-да, уж поверьте чутью старика.
– Надеюсь, получив нужные книги, граф, я разберусь, что к чему, – поклонилась овда.
* * *В мотеле «Озёрный» (обыкновенном мотеле, без волшебства и волшебников) Айви заплатила за два номера обычными рублями, которых у неё оказался приличный запас, и, получив ключи с массивными номерками, бросила один Николаю.
– Не вздумайте дать дёру, добрый человек, – предупредила она, когда их никто не слышал. – Если охотники найдут вас одного, ничто не сможет спасти вашу побитую молью шкуру.
– Спокойной ночи, сударыня! – сказал он, слегка поклонившись.
– Надеюсь, – ответила она и отправилась к себе в номер…
…Николай разделся и с удовольствием забрался в ванну. Весь этот забег, длиною в два дня, он пытался оценить своё положение, но только оказавшись в состоянии относительного покоя, смог обдумать его без спешки. Однако с ним произошла странная вещь. Начиная размышлять о чудесах, магии, врагах и свалившихся на его плечи обязательствах (всё это ещё плохо укладывалось в сознании, противоречило прежнему опыту и знаниям), Николай раз за разом спотыкался, пытаясь осмыслить образ Айви, после чего мог думать уже только о ней. Эта девушка казалась воплощением мечты. Конечно, следовало сделать поправку на чувственность, обычную гиперболизацию, как следствие гормонов, выброшенных благодаря эффекту любви с первого взгляда. Но при любых поправках Николай сохранял уверенность, что женщин, подобных Айви, ему не доводилось встречать во всей своей прежней жизни. Именно прежней, потому что теперь началась совершенно иная жизнь. И встреча с Айви как раз и отделила одну от другой.
Она не казалась такой уж недоступной, держалась порой холодно, отстранённо, однако иногда улыбалась ему, шутила. Тем не менее Грачевский понимал, что у него нет никаких шансов. Овда нуждалась в нём лишь как в инструменте, который навязали ей обстоятельства. И, что говорит в её пользу, смирилась с невозможностью выбора, согласилась на то, что есть, и даже не стала срывать на нём раздражение. Вместе с тем как мужчина он не вызывал у неё хотя бы малейшего интереса, да и вызвать не мог. Ибо не было в нём (и Николай вполне отдавал себе в этом отчёт) никаких особенных достоинств, ни свойственных рыцарю, воину, герою, ни свойственных даже мальчишке пажу или, например, менестрелю. Ничего такого, чего нельзя найти пучок за пятачок даже в их сером мире, а уж в окружении Айви таких, верно, дальше конюшни и не пускают.
Дело усугубляло его нынешнее положение бомжа. Хорошо, что накануне он хотя бы почистил пёрышки (там, где происходила последняя в прошлой жизни попойка, обнаружилась прекрасная ванная, и прежний Николай на время взял верх над Коленькой, ускользнул от общества и насладился по завету классика мылом душистым и полотенцем пушистым. А одежду он сменил всего неделю назад, заскочив на собственную квартиру, чтобы стрясти с квартирантов плату). По этой причине он не слишком наполнял запахами городского дна те помещения и транспортные средства, что ему приходилось делить с Айви. Он содрогнулся, представив, как выглядел бы и «благоухал», повстречайся они неделей раньше. Тем не менее и теперь он чувствовал себя неловко и, в конце концов, пришёл к мысли, что одежду не мешало бы простирнуть.
Обернувшись полотенцем, Николай собрал грязную одежду в комок и прямо босиком отправился в холл.
– Мне нужна стиральная машина, фройляйн, – обратился он к сидящей за стойкой на ресепшен молодой девице.
Девица была, что называется, кровь с молоком. Классическая деревенская барышня (обслуга мотеля наверняка набиралась в соседнем посёлке). Пышные формы, сильные руки, тугая коса. Разве что упакована она была в бордовую униформу мотельной сети вместо какого-нибудь свободного одеяния из неокрашенного льна. Ну так, во всяком случае, представлял себе Грачевский здешнюю буколическую атрибутику.
Ожидая ответа, он рассматривал регистраторшу, а она, нисколько не стесняясь и не спеша с ответом, изучала его, словно оценивая потенциал.
– Вон тот коридор, первая дверь налево, – произнесла наконец девица и, подперев круглое лицо кулаками, спросила томно: – Это, наверное, очень скучно, сидеть и ждать, пока машина всё постирает?
Кровь в жилах Грачевского потекла чуть быстрее. В любой другой обстановке он пустился бы, что называется, во все тяжкие, слишком уж много пропустил, пока бомжевал, но сейчас у него из головы не выходила необыкновенная спутница. На её фоне любая другая женщина казалась такой же рисованной, как красотка на этикетке. И дело даже не в этом, в конце концов, красотками с этикеток он брезговать бы не стал, но Николай вдруг почувствовал некую до конца непонятную преданность Айви, как будто добровольно принёс ей присягу на верность. Откуда это пришло, понять он не смог. Но вздохнул и, сухо бросив девице что-то про усталость и головную боль, отправился в прачечную один…
…Среди ночи Николай проснулся от собственного храпа, приняв его за рычание зверя. Им вдруг овладела паника, он вскочил, осмотрел номер, заглянув в ванную, туалет, за шторы. Похоже, ему приснилась какая-то мерзость или жуть, но вспомнить не удалось даже маленького фрагмента, лишь ощущение безысходности, затягивающее, как чёрная дыра. Вернувшись в кровать, он ещё долго не решался выключить свет.
А утром появился демон со странным именем Драгош. Они ждали его в комнате Айви, собрав вещи и готовые рвануть сразу, как только меченые монеты вновь начнут жечь карман.
Исчадие возникло за спиной Николая, и он не на шутку перепугался, когда почуял, как затылок обдало знакомым жаром, а во рту появился привкус огнеупорной
