Ещё славно покуражились миномётчики. С обеих сторон. Только вот беда – у наших боезапас, наверное, иссяк. Через несколько часов заметил, что разрывы мин в рядах румын стали редеть. Я уже различать по разрыву мину от снаряда научился. А вот по штрафной роте – миномёты как лупили, так и лупят. Одно радовало – миномётчики румын не немцы. Не такие заковыристые умельцы. Попадания в сами окопы редкость. А это в миномёте самое страшное. Большая часть румынских мин разрывалась снаружи. И то хлеб.
Теперь про меня и пехотную сторону боя. Тут было всё просто – высунулся, наметил цель, выставил пулемёт, прицелился – или подождал цель, построчил, нырнул в окоп – бежишь в позе «зю». Отсель – тудой! И живее, живее! Про миномёты уже говорил.
Вот и всё. Просто. Не умереть – сложно. Не словить пулю, осколок – сложно.
Сдержать такими редкими «вылазками» массу пехоты – сложно. Они лезли, как тараканы. Ползком, перебежками. Сотнями.
И танки. Что не лезли вперёд, крутились среди кустов разрывов снарядов, сверкали пулемётами – не переставая, изредка сплёвывая со своих мелкокалиберных пушек. С этаким презрением.
«Сорокопятки» были. Но там. И гранаты у нас были. Но тут. А танки – там. Подавляли своими пулемётами. Казалось, абсолютно равнодушные к буйству артиллерийского огня вокруг. Осколки снарядов бессильно били в броню, изредка высекая искры. Это надо было конкретно попасть снарядом прямо в танк. Или так близко с ним, чтобы фугасное воздействие машину повредило. Пока не случилось. Так что танки – наступали с тем самым правилом прогульщика – шаг вперёд, два назад. Ловко.
А под прикрытием их огня пехота противника давила. Несла большие потери, но всё ближе подбиралась к окопам штрафников. Казалось, сейчас резко все поднимутся, рывок – пипец котёнку! Такая масса просто растопчет. Но не поднимались. Нет рывка. Есть медленное и неотвратимое давление гидромолота.
Высунулся. Окинул лунный пейзаж взглядом. Уже и снега не стало. Всё черно. Ё-о! Сколько вас! Кого ж из вас приголубить? Вот ты, чего руками размахался? А вот ещё стайка гусей прёт 50-мм миномёт и ящики зарядов. Выставляю пулемёт, дышу, как перед прыжком в прорубь, выдыхаю, задерживаю дыхание – Немтырь так делал, земля ему периной, ловлю в прицел руководителя-рукомахателя, но тот будто почуял, залёг. Перевожу прицел на стайку миномётчиков, что решили подтащить свой инструмент поближе. Выдыхаю. На таком расстоянии они размером с мух. Целиться надо сюда, чтобы попасть – туда. Не туда, где румыны, а туда – где их нет. Пуля не лазерный луч. Летит не прямо. И долетает не мгновенно. Придавливаю спуск. Ещё и ещё. Не смотрю – попал или нет. Ловлю следующих. У меня ещё есть время. Копчик ноет, но не бьёт током.
Вижу краем глаза интересную картину – танк прёт вперёд, а за его кормой выстроилась целая толпа, жмутся к нему, как цыплята за клушей. Я у них во фланге. Прав был ротный. Фланкирующая у меня позиция. Целю в танк. Пока пули долетят – вместо танка там будут эти воробушки. Стреляю на остаток ленты. И опять не смотрю на результат, ныряю в окоп, горячий ствол на спину, согнувшись, на полусогнутых, бегу на следующую позицию.
Слегка обидно, что результат нашего титанического труда в фортификации так быстро уничтожается – окопы уже наполовину разбиты, осыпались. Как и мои уши. Надо было ставить подпорки, обшивать чем-либо, как немцы делают, чтобы не осыпалось. А так траншеи стремительно превращаются в продольные углубления. Быстро бегать не выйдет. Только ползать. А в уши надо было ваты напихать, как библиотекарь.
А где он? Где мои патроны? Что это я про него вспомнил? Весь бой было прохладно, а сейчас заволновался. Бегу искать. И пробегаю мимо. Возвращаюсь, ставлю пулемёт, начинаю по-собачьи рыть землю. Натыкаюсь на ватник, вцепляюсь в него, дергаю. Появился воротник, вцепляюсь двумя руками, дергаю, ткань трещит, ватник рвётся, но удалось выдернуть из земли голову и плечи бойца. Просовываю свои руки ему под мышки, смыкаю их в кольцо, дёргаю. Тело Санька, как тесто, ползёт из моих рук. Зато вырвал его руки из земли. Опять хватаю его под мышки, начинаю не дёргать, а раскачивать, выкорчёвывать. При этом сильно сжимал его. Он закашлял, очнулся.
– Живой, конь педальный! Дальше сам! И остальных бойцов проверь! Понял?
– А? – он смотрит на меня совершенно потусторонним взглядом.
Ничего он не понял. Махнул на него рукой, схватил пулемёт, схватил две коробки с лентами, что были в руках библиотекаря, когда его засыпало, вместе с руками библиотекаря – и освободились. Открыл короба – чисто. Заправил ленту в питатель пулемёта, отбежал шагов на пять, выставил пулемёт. Причесал осмелевших румын, что решили, что раз мой пулемёт молчит непривычно долго, то можно уже и в полный рост ходить-гулять, как по проспекту. Не, ребята! Я ещё жив! Лежать!
Минут через – дцать – в бою ощущение времени неверное, приполз Санёк с ящиком патронов. Грязный, как шахтёр. Только глаза и белеют. Глаза, кстати, уже нормальные. Не шальные. Показал два пальца, покачал головой. Минус два. Плохо. Библиотекарь стал трясущимися руками забивать патроны в ленту.
– Ты уже умер! Ты в курсе? – ору ему в лицо. От постоянных взрывов уши как ватой забиты.
Он кивает. И… улыбается:
– Я понял, как ты это делаешь! – кричит, заикаясь. – Нет в голове ничего! Ничего! Я не боюсь! Некогда стало бояться!
Показал ему свою руку, изобразил тремор.
– Близко взорвался. Трясёт всего и тошнит. И очки я потерял, – кричит.
Контузило. Бывает.
Встаю прямо тут, «приглаживаю» своей газонокосилкой марки «Рейнметалл» самых смелых и самых глупых врагов. Отбегаю за излом окопа, опять стреляю.
Когда же обеденный перерыв? Что-то я притомился уже бегать! Юмор у меня такой. Хотя и правда устал. Мадьяры, вы б покурили, что ли? Настырные какие! Вот вам порция свинцовых пилюль с притормаживающим эффектом!
Блин! Сглазил! Только вот танка мне и не хватало! Уёжище, устаревший, но танк, ёпта!
– Санёк, танк! Тащи гранаты! Живее, мать твою! Коромыслом! Туда! Стой, ты! Смотри! Туда тащи! Там встретим! Понял? Беги! Лошадь!
На четвереньках он «побежал» по осыпавшимся ходам сообщения к ближайшей «нычке» с «антитанкином». А я «побежал» в такой же позе в противоположную сторону, прихватив ленту, что он снаряжал. Кто бы мне сказал раньше, что на коленях и одном локте можно «бегать» – не поверил бы. Можно. И очень быстро. Когда головы поднять нельзя –
