Ха! Ротный. Два ящика тащит, согнувшись, как гоблин. Подхожу, закидываю винтовку на спину, подхватываю ящики за другой конец. А ротный вдруг их отпускает. Падает вперёд, на спину, в падении изворачивается, сумел перекинуть ППС, целится в меня.
– Я, конечно, физическую подготовку оценил, – говорю я. – Но зачем?
– Тьфу на тебя! Напугал!
– Да что ты плюёшься постоянно! – возмущаюсь я, вытирая штанину. – Тебя не Катяхом надо было нарекать, а Кэмелом.
– Чё? – удивился ротный, берясь за протянутую руку.
– Верблюдом.
– А-а! Ты где был?
– Пиво пил, – ответил я. Автоматически. Я же из девяностых. Была такая вирусная реклама.
– Чё? Где? – насторожился ротный. Да, пиво сейчас это мечта! Какое пиво, если в хлеб идут даже опилки, не то что ячмень или овёс.
– Шучу, извини. Лошадь в лазарет отвёл.
– Отвёл? Я видел, как его ранило. В сердце.
– У него сердце с другой стороны. Зеркально.
И вдруг замер. Зеркально! Вот в чём дело! Вот что меня в нём постоянно напрягало!
– Ты чё, замёрз? – проскрипел недовольно ротный. – Потащили!
Я так же автоматически, не задумываясь, подхватил оба ящика, закинул их на плечи и пошёл. Ротный рот и разинул. Покачал головой и побежал следом.
– Ты чё? – скрипел он. – Чё удумал?
– А? Извини, задумался, – ответил я и с сожалением увидел, что волоку оба ящика, как мул. Твою мать!
– Это я заметил. А о чём?
– О Лошади.
– О как! И что ты так резко в нём понял?
– Я вот всё не понимал, что меня в нём так раздражает? Аж до трясучки. А он, оказывается, человек-зеркало. Хамелеон. С кем ведётся, в того и оборачивается.
Ротный заржал. Чудно. Как ржавой калиткой быстро-быстро крутят.
– Ты только понял?
– Смешно, да? Да, только и понял. Нянчился с ним, как с человеком. Думал, что дурачок, бывает. А он – пустышка. Нет в нём ничего. Никто в него не смотрит – никого там нет.
Почему от моего же «отражения» меня же и трясёт – другой вопрос.
– Пустой человек, – кивнул ротный. – И хрен на него! Там немца зажали в мехмастерских. Мы его зажали – он нас. Прямо пат!
– А я думаю – что это ты сам гранаты волочешь? Не барское дело.
– Мы и не баре, – махнул рукой ротный. – Гранатами пробьёмся.
– К городу подходим. Там, прежде чем шаг ступить – гранату перед собой. Прикинь, какой расход!
– Верно, – кивнул ротный, – рапорт уже отправил. Вечерком ещё накатаю. Слушай, Дед, а давай я тебя на взвод поставлю?
Смотрит на меня. Ждёт реакции.
– Нет, гражданин начальник. Не ставь. Взвод мне в тягость. Удел пастуха сильно меня свяжет. Не смогу оказаться в нужное время в нужном месте. Вольным стрелком я тебе больше навоюю. А то будешь сам ящики таскать.
– Ну, как знаешь. Хотя жаль! Насильно мил не будешь. А таскать нам не привыкать. Я в биндюжниках начинал.
– Чё это такое? А-а, вспомнил. «И все биндюжники вставали, когда в пивную он входил».
– Так что, мы не баре. И высшее так и не успел получить. Со второго курса – на курсы «Выстрел». Вот, воюю.
– А на кого учился?
– Астронома.
Я не удержался, заржал. Ротный обиделся.
– Слушай, у тебя сын есть? Нет? Как родится, назови его Понтий Пилат.
– Это зачем?
– У него отец тоже был звездочётом.
– Да пошёл ты! Счетовод!
Я даже не стал спрашивать, откуда он знает? Ротный Катях всё видит. Он звезды считает – что ему люди? Как дважды два.
– Извини, не ожидал. Хорошая профессия. Нужная. Правда, не ожидал.
А вот тут уже плотненько стреляют. Поставил ящики, вскрыл один, стал снаряжать и распихивать гранаты по нычкам – три в противогазную сумку, две в карманы на разгрузке, две – за пояс, две – в левую руку. В правую – винтовку. Ствол – на локоть левой.
– Пошёл я, гражданин начальник. А то сегодня я в отстающих. Ни одного немца! А мне надо ещё и за того парня…
Тут и было метров тридцать-пятьдесят. Попробуй, пройди их под огнём! Бойцы залегли среди обломков мехдвора. Немцы – за стенами мехмастерских. Здание сильно разбито, крыши нет. Но толстые кирпичные стены их надёжно укрывают. И пушкари наши бессильны – мы слишком близко. Тут танк нужен. Но вон из двух пробоин рябые стволы ПТО торчат.
Ползу, перекатываюсь, ползу, прыгаю, перекатываюсь. Ползу. Нос и рот – забиты кирпичной пылью. Тьфу! Даже не сплёвывается – слюны нет.
Пули летают так близко, что дёргают меня за одежду. Страшно до слабости в животе. Мы у немцев как на ладони.
Перед лицом пуля бьёт в кирпичный обломок, выбивает красное облако и с противным жужжанием уходит около плеча мне за спину. У меня аж ступор настал, как от разряда электрошокера. Справляюсь с собой, откатываюсь вправо, где за большим обломком кирпичной кладки воет боец-штрафник, обняв винтовку. Судя по носу – из библейского народа.
– Шалом, – говорю ему. А у самого кишки трясутся.
Он меня не слышит. Воет на одной ноте, зажмурившись. Молодой совсем. Испугался. Бывает! Вижу у него за ремнём гранату. Забираю. Он не то что не против – не заметил даже. И дело не в том, что он еврей. При чём тут генетика вообще? Да и плохой он еврей. Такой еврей уже не еврей. Если сидит сейчас под огнём, ревёт, потерянный, но не в тылу же! Не на складе, учётчиком, не в хлеборезах, не в охране стратегически важного сортира в Свердловской области, а в штрафниках, да ещё и в первых рядах! Какой он еврей? Видно, что парень вообще не особо бывал в боях. А в такой передряге вообще не приходилось. Когда пули идут сплошным роем, со всех сторон – пальба, пулемёты немцев – задавили. Вот и свернулась для него реальность не то что в овчинку – в овечий шоколадный глаз размером – стал для него мир! Если выживет, в следующий раз уже спокойнее воспримет. Увидит, что пули не идут сплошным потоком, что есть просеки, просветы. Что можно выглянуть, стрельнуть и даже пройти. Я же прошёл. Так для меня это не то чтобы первый бой, даже не первый смертельный. Работа у меня такая. Опасная, но привычная. Выживет – поймёт – сможет. Удачи, пархатый!
Пихаю гранату в карман штанов, перекатываюсь через левый бок, выглядываю у самой земли. В мою сторону смотрит кончик ствола с мушкой прицела из пробоины в кирпичной кладке. Убираю голову, тут же пуля звонко шлёпает по земле, выбивая ком мерзлой утрамбованной площадки мехдвора.
Слышу рокот «дегтяря». К нему присоединяется заливистый «максим». Сквозь их дуэт слышу матерный рэп ротного. Опять выглядываю – ствола нет, зато рядом с пробоиной много свежих рытвин, наковырянных пулями.
Подбрасываю тело, толкаюсь ногами, но поскальзываюсь, падаю, больно, грудью и лицом
