Надо делом заняться. Боевой работой. А то лезет всякое в пустую голову.
А куда это ты так бежишь? От снайпера бегать – умереть уставшим. Ловкий? Ладно, всё одно помрёшь. Три патрона – жалко. А вот ты и попался! Не надо так долго разглядывать наш дом. От этого дополнительные вентиляционные отверстия в черепе появляются. Не знал? Теперь запомнишь. Навсегда. Ах, какие красавцы! Что, думаете, не попаду? Или вас щит вашей пушечки спасёт? Вот тебя не спас. А этот везучий! Левее ушло. Ветер дунул? Бывает. А ты зачем так ногу выставил? Дорогой, у меня глаза «неверные»! Я тебя насквозь вижу! Ха! Как он завалился! А вот ты! Руками машешь? Думаешь, каску напялил, балахон – так я тебя не узнаю? Я вас «фонов», «херр-майоров» – по полёту вижу. На тебе пульку! На ещё! Я не жадный. Вот и ещё. Рыцарь, говоришь? Белокурая бестия? Прусский аристократ? Что, не машется? А как ваши снайпера наших бестолковых отстреливали? Как специально – синие штаны, другой цвет и материал формы, фуражки, «галки» на рукавах! Забыли, что сейчас не времена Кутузова и Багратиона? Это тогда за сотню шагов хрен попадёшь. Сейчас и за два километра можно попасть, если навык есть. А пуля убойные свойства сохраняет вообще чуть ли не четыре километра.
Что, немцы, без крикуна-свистуна не бежится в атаку?
Ух, как! Вот это мощь! Чем же это наши так садят-то? Надо спуститься – ошибочка выйдет у расчёта гаубицы – соскребут моё модернизированное тело вместе с психованной клавиатурой нейроинтерфейса на малую сапёрную и похоронят в воронке от гранаты. А душа моя отправится взрывным ускорением в царство Вечной охоты. И будут там на меня вечно охотиться.
А сколько времени? Только и всего? Только десять? До ночи не доживёшь! Смертельно устанешь бегать. Пойду обратно на крышу. Так не набегаешься.
Судя по мелькающим в тылу серым силуэтам – обеда не будет. А вон и Т-34 стоит, дымит. А вон башня лежит. Говорил им не лезть! Неслухи. Олухи! А где второй? Свешиваюсь, смотрю вниз. В дом въехал. Слышу слабый, на фоне боя, стук. Сломались? Танк – железяка. Ломается. Бывает. Только что он тут делает, а не там? Оттуда должны были прикрывать, а не переться по минам на убой. Подорвался на мине, порвал гуслю – ты мишень. Оторванная башня – доказательство.
– Ротного убили! – слышу истеричный крик.
Твою мать! Что ж всё так хреново-то! Бегу!
Зачем бегу? У страха глаза велики. Убили – не убили – буду посмотреть. Меня – вон сколько раз наверняка, гарантированно – убили – бегаю же!
Не убили рвотного! Политрук – наповал. Сидит, пригорюнился. Тонкая струйка с виска течёт за воротник. Радистка – фарш. Закрыла собой аппарат. Рядом ротный. Ступня – оторвана, спина – рассечена от пояса до плеча, кисть руки неестественно вывернута. Смотрит на меня стекленеющими глазами, кровавые пузыри пускает.
– Не смей! – ору ему в лицо. – Не смей! Помирать! Не для того я тебя нашёл, сука!
Перетягиваю ему голенище сапога, руку привязываю к черенку лопаты, смотрю на рассечённую спину. Вот это раскроило! Никаких бинтов не хватит!
Хватаю на руки.
– Только ты у меня на руках не умирай! Слышишь, рвотный! Только попробуй сдохнуть! Егерем хочешь быть? Могу словечко за тебя замолвить. Только живи! Смотри на меня! На меня смотри! Не закрывай глаза! Нельзя!
Вбегаю в «бокс» танкистов.
– Поехали! – кричу.
– Никуда мы не поедем! – отвечают.
Вижу уже. Передний каток, маленький такой, набок смотрит.
– Укорачивай! Без этого колеса поедете! А, нах!
Ножом отсекаю лишние траки, хватаю ленту гусеницы, тащу. Тяжеленная! Давай, Витя! Пяткин же тебе не зря изменял кости и ткани! Тащи! Буксую, тяну. Из-под сапог разлетается кирпич.
– Чё стоим? Взяли разом! Всем миром! – орёт давешний мужик с СТЗ, что показывал мне брошюру. – И-раз! И-два! Забивай! Сюда его давай, на брезент!
Ротного поднимаем, укладываем на расстеленный брезент на моторном отделении. Взревел танковый мотор, сизо-черное облако солярного выхлопа.
Я выбегаю через пролом и бегу в атаку на наш собственный тыл. Я в таком состоянии – голыми руками всех порву! С секундных остановок расстреливаю немцев, мины. Бегу. Танк, лязгая и рыча, задом пятится за мной. Слышу звонкий дзыньк! Оборачиваюсь. Рикошет снаряда. Откуда? С разбега запрыгиваю на танк. Мужик с СТЗ жмётся за поднятым люком башни, лицом на корму. Дорогу диктует мехводу в ухо шлемофона.
– Смотри, вон они! – хватаю его за нос и разворачиваю к немцам, пальцем показываю на их замаскированную позицию. Глазами не разглядишь. Не будучи экстрасенсом. «По трассеру вычислил». Так вот!
Мужик ныряет в башню, башня доворачивает. Танк встал. Дзыньк! Вижу, как снаряд вышибает сноп искр из надгусеничной брони, фиолетовой молнией уходит вбок. Повезло. Под острым углом попал. На десяток сантиметров левее – пробил бы броню, убил бы радиста и заряжающего, сломал бы двигатель.
Выстрел, танк вздрогнул всем многотонным телом. Слышу мат-перемат из погнутого, не захлопывающегося люка. Лязг затвора. Выстрел. Ещё выстрел. Стучу рукоятью клинка по люку, кричу в башню:
– Попали! Поехали!
Спрыгиваю, опять бегу впереди танка за его кормой – назад в тыл. Бывает так! Атакую собственный тыл. В городских боях – всё вперемешку. Как слоёный пирог. Мы у них взяли пятиэтажку, они отбили наши вчерашние, опустевшие, позиции.
– Ура! – кричат вокруг меня. И я кричу. Рембатовцы сопровождают свой танк штыком и очередью пулемёта.
Зарезал ошалевшего немца, что выскочил прямо на меня. Вонзил ему в грудь «ритуальный» нож. Хрустнуло, как переламывается хворостина. Рукоять у меня в руке – лезвие осталось в трупе.
– Отомщён, – прорычал я, бросая остатки ножа под ноги, – напился крови клинок!
Навстречу – редкая цепочка бойцов со штыками наперевес. Обтрёпанные ватники и ватные штаны, горла тощих сидоров за пригнутыми спинами, округлые каски и злые глаза под ними.
Наши! Прорвались!
Запрыгиваю на танк, тормошу ротного. Жив ещё.
– Жги на всю железку до госпиталя! – кричу в лицо командиру танка, мужику с СТЗ.
– Вернуться надо, – мотает головой, – они донесут.
Он показывает на доходяг-пехотинцев.
– Приказываю! Доставить ротного на операционный стол! Взял на себя командование ротой и всеми приданными частями. И тобой тоже! И всей твоей бандой! Понял? Приказ понял?
– Ты что себе возомнил? – вскинулся он.
Выхватываю нож, пробиваю броневую сталь люка, вынимаю нож. Он задумчиво смотрит на узкий прорез.
– Вопросы? Если он умрёт – я тебе лицо обглодаю! Дуй! Гони своё корыто в госпиталь! Этот мужик десяти рот стоит!
Спрыгиваю, бегу на пятиэтажку. Не оборачиваюсь. Знаю – коротко посоветуются и уйдут. Все. И пулемётчики рембата – тоже. Жаль. Но… А-а… на них всех!
Прихватываю ящик с патронами. Бегу к пятиэтажке. Под огнём. Пули так и свистят вокруг, впиваются в мёрзлую, перепаханную войной
