Триан, получалось, говорил о ежемесячной ярмарке. Были побольше, раз в три месяца, еще крупнее — раз в полгода, но не о них речь.
— Работник из тебя… — вздохнула она. — Только языком молоть и горазд.
— Ну так за то мне и платили, — ответил Триан. — Я всяких небылиц столько знаю, что если каждую в золотой превратить, столько на себе и не унесу. Да что там — и на двуконной телеге не свезу! Еще петь могу, но это лучше когда все уже упьются: тогда похабные песенки хорошо идут, а за то, что фальшивлю, бить не станут. Ну и плясал когда-то недурно…
— И, конечно, в Тинувере мы не могли не встретиться, — перебила Вера.
— О да, хозяйка! — из зеркала донесся смешок. — Брел я, стало быть, по обочине — по дороге не пройти было: такую грязь развезло, что в колее хоть топись… И вдруг откуда ни возьмись вылетает карета, а за ней вторая, обе угвазданы по самую крышу, и лошади тоже, а уж на что возницы похожи, лучше и не представлять! Останавливаются они возле постоялого двора, а я тут как тут: думаю, вдруг пригожусь? Кареты резные, золоченые, такие отмывать — мука! А здешние и так с ног сбиваются перед ярмаркой. Значит, лишние руки наверняка пригодятся, вот я малость и заработаю…
— И что дальше? — подбодрила Вера.
— Что-что… Дверца первой кареты открывается, и выходите вы, хозяйка, — Триан протяжно вздохнул. — Я такой красоты вельможной сроду не видывал, так что дара речи лишился и стоял, будто столб придорожный.
— Почему сразу вельможной-то?
— А будто я герб на дверце даже под грязью не разглядел, — фыркнул он. — Да и по вам сразу видать, что вы из старой знати. Такие лица только у них и бывают.
— Какие это — такие? — насторожилась Вера.
— Ну… — Будь Триан человеком, он наверняка почесал бы в затылке или пожал плечами. Увы, зеркало не могло даже притопнуть львиной лапой. — Необычные. Красивых много, среди Созвездия я и покрасивее потом девиц видал, уж простите, хозяйка… Да только таких, как вы, издали заметишь! Что вас, что сестер ваших с братьями, что отца… Ой. Ой… Я не хотел, хозяйка!..
— Продолжай, — велела она как могла более зловеще. — Увидел ты мою красоту неземную, а потом что?
— Вы, хозяйка, огляделись, посмотрели, во что кареты превратились, плюнули себе под ноги и рукой махнули. Я даже глаза протер: все блестит, ни грязинки, ни пылинки, у лошадей гривы волосок к волоску…
— Пропал твой заработок?
— Ага, я так и подумал. Потом сообразил: когда еще колдунью встретишь? Да и пошел с вами знакомиться.
— Ну ты и нахал! — покачала головой Вера.
— Нахал, не нахал, однако же вы меня с ходу в жабу не превратили, — ответил Триан, — потому как вел я себя со всем обхождением и на си… в вырез вам не пялился. Старался, во всяком случае.
— Зачем же я тебе понадобилась?
— Как это зачем, хозяйка? Я же сказал: сразу герб узнал, это раз. А два — вся Империя знает, что дочь Правого полумесяца — знаменитая колдунья, которая уже полмира объездила и другую объездит, потому как до знаний очень уж охоча.
— Вот, значит, как это преподносилось… — протянула Вера.
— Ну да, и я вашего батюшку очень даже понимаю, хозяйка, — осмелел Триан, — потому как на одном месте вы со скуки взбеситесь, а чего тогда натворите, я даже представлять не хочу! А так попутешествовали, развеялись, новое что-нибудь узнали — и хорошо. Не так, что ли?
«Понятно, Ханна Соль направлял энергию дочери в мирное русло, как умел, — подумала она. — А ей это казалось попытками сослать ее с глаз долой. Впрочем, одно другому не мешает».
— Вот я и подумал: вдруг благородной госпоже скучно в этом захолустье? Вдруг она не прогонит простого бродягу-сказочника и угостит ужином? Вдруг даже сама что-нибудь расскажет о своих странствиях?
— Так есть хочется, что переночевать негде? А переспать тебе с собой не завернуть? — не выдержала Вера.
— Вот-вот, именно так вы и ответили, хозяйка, когда я попытался к вам подобраться, — вздохнул Триан. — Только… гхм… чуточку грубее. Я даже покраснел, а такого, скажу я вам, со мной с детских лет не случалось. Но уверил, что не возражаю…
— Бедняга, как же ты жив остался? — искренне спросила она.
— Сам не знаю, не иначе, чудом… Вы наутро сказали, хозяйка, что давно не встречали такой потрясающей наглости вкупе с полным отсутствием чувства самосохранения.
— Вот как… — протянула Вера. Похоже, покойная Соль Вэра не гнушалась простых радостей жизни.
— Да, хозяйка, это была лучшая ночь в моей жизни, — печально произнес Триан. — И последняя, что характерно. На следующий день я увязался за вами в Таговер, и вот по пути-то все и случилось…
— Верно… Помню.
Действительно, это нашлось в воспоминаниях Соль Вэры: веселый сказочник чем-то ей приглянулся, так почему не приветить его ненадолго? После Таговера их дороги разошлись бы раз и навсегда, если бы не случайность: кто-то прознал о том, куда направляется дочь Правого полумесяца — почти без охраны, — и решил попытаться захватить ее. А может, и убить. Соль Вэра так и не поняла, а разбирательства не было — сама же и отказалась.
Сперва они приняли перегородивших дорогу за обычных грабителей, и Соль Вэра посмеялась — они что, ослепли? Не видят герба на каретах?
Это и крикнул им Триан, распахнув дверцу и высунувшись наружу. И полетел с подножки в подсохшую грязь, когда стрела пробила ему горло. Рядом упал возница, наконец-то спохватилась охрана…
Конечно, с нападавшими был маг, и довольно сильный, но продержался он недолго: Соль Вэра попросту взбесилась. Не из-за Триана — он был ей никем, обычный попутчик, не первый и не последний в ее странствиях, — а от наглости напавших. Покуситься на саму Соль Вэру было намного безопаснее, чем на то, что она посчитала своим, пускай и временно.