Иван и Антон держали лазганы наготове. Они казались настолько же готовыми изрешетить меня лазерными лучами, насколько я был готов пристрелить их.
— Это Лев, — крикнул Иван, — не стреляй!
— Было бы хорошо, — глупо сказал я. — Если не пристрелите меня, я не пристрелю вас.
— Отличный план, — заметил Иван.
— Стараюсь, — ответил я.
— Это?.. — спросил Антон.
Я кивнул:
— Это лейтенант.
— Он заслуживал лучшего, — произнес Иван.
— Все мы заслуживали, — сказал я. — Но сомневаюсь, что получим.
— Мне показалось, что я видел на корпусе еретиков, — сказал Иван.
— Так и есть, — ответил я и похлопал по дробовику. — Но мой дружок подсказал им, что незваных гостей здесь не любят.
— Хорошо иметь такого дружка, — сказал Иван.
— Прикройте меня, — бросил я. — Я осмотрюсь вокруг.
Я сделал пару шагов и упал на пол, там, где крови было поменьше, а затем пополз к дыре в корпусе. Добравшись туда, я выглянул наружу и оглядел поле боя. Человек, которого я застрелил, лежал на земле подо мной. Еще одного раздавил танк. Это можно было сказать по следам от гусениц на животе. От нашего «Гибельного клинка» остался металлический остов, который высился посреди моря еретиков. Мы остались сами по себе, окруженные врагами. Я не видел способа выбраться из передряги.
Вокруг были только еретики. Мимо нас проезжали сотни танков и маршировали десятки тысяч солдат. Большинство не обращало внимания на разбитый одинокий танк. Они были слишком сосредоточены на виднеющихся впереди зонах факторума. Солдаты не сводили глаз с цели, на захват которой их бросили сюда.
Я чувствовал себя совершенно ничтожным. И думал, что не достоин даже смерти.
Среди врагов оказалось множество жрецов, окутанных ореолами пламени. Судя по всему, в армии еретиков они выполняли те же функции, что у нас комиссары. Я видел, как они подбодряют солдат и угрожают им, и, когда один бросил взгляд в мою сторону, я нырнул обратно в танк, не сомневаясь, что худшее из возможного — привлечь внимание фанатика.
Антон и Иван бросились ко мне и выглянули наружу.
— Черт подери, — сказал Антон. — Похоже, у них там целая армия.
Он криво ухмыльнулся, затем снял гранату с пояса и метнул ее наружу. Она приземлилась среди еретиков и взорвалась, забрав с собой около десятка врагов. Еретики начали озираться по сторонам, не понимая, что происходит. Возможно, они подумали, что попали под артиллерийский обстрел. А может быть, что по ним издалека стреляет танк. Я бы с радостью лежал на месте, позволив еретикам пройти мимо, но двое сумасшедших, которые сидели рядом со мной, совершенно не желали такого поворота событий.
Иван хмыкнул и тоже бросил гранату. Она пролетела дальше и упала возле «Лемана Русса». Осколки срикошетили от брони танка, не причинив ему вреда, но убили шедших рядом еретиков. Иван рассмеялся, Антон хохотнул, а я выругался из-за того, что они такие идиоты.
Их это совершенно не заботило. Думаю, они уже считали себя покойниками и собирались утащить за собой столько еретиков, сколько смогут. Для них все превратилось в одну большую игру. Я не знал, смеяться мне или плакать.
В этот момент все, чего я действительно хотел, так это прожить еще хотя бы пару секунд. Я посмотрел на небо. На миг в облаках появился просвет, и я смог увидеть кусочек чистого красновато-синего неба. Сквозь него пробивались солнечные лучи, и я успел заметить инверсионный след какого-то самолета, пролетающего на большой высоте. Зрелище показалось мне необычайно умиротворяющим посреди массированного вражеского наступления.
Антон бросил еще одну гранату. Затем Иван. Они продолжали развлекаться и хохотать, и в их безумном веселье посреди смертного поля было что-то такое заразительное, что я рассмеялся вместе с ними.
Конечно, еретики вскоре поняли, в чем дело. Кто-то в башне проезжающего мимо «Лемана Русса» заметил нас, и в нашу сторону развернулся тяжелый болтер. Мы едва успели спрятаться. Из края дыры вылетели искры. Затем снизу послышались крики, и я понял, что враги снова начали взбираться на броню «Гибельного клинка».
— Ну что, доигрались? — зло спросил я. Сейчас я говорил точь-в-точь как мой отец.
Парочка идиотов знали его, и оба вздрогнули от моего голоса. В былые времена отец славился жестокостью, и временами это проявлялось и во мне.
Мы бросились в командный отсек, перепрыгнув через труп заряжающего, в надежде найти укрытие от атаки, которая, как мы знали, уже близилась. В коридоре спрятаться было негде, а запах гари становился все сильнее. Мы торопливо двинулись дальше, туда, откуда пришли Антон с Иваном, и поднялись по металлической лесенке на крышу «Гибельного клинка».
Я не вполне понимал, зачем мы это делаем. Отсюда нам уже не убежать. В конечном итоге еретики доберутся до нас. Возможно, мы поступили так инстинктивно, пытаясь как можно дольше оставаться в живых. Или, возможно, это все еще была часть детской игры Ивана и Антона, что-то вроде пряток, чтобы заставить врагов искать нас и тратить свое время. Наверное, это была смесь и того, и другого.
Наконец мы выбрались через верхний люк и оказались на крыше. Мы находились высоко над землей, где выстрелы еретиков нам не грозили. На верхушке танка было немало мест, где можно укрыться.
— Мы можем забросать их гранатами, пока они пытаются залезть сюда, — сказал Антон. Он снова улыбнулся, и в его улыбке чувствовалось безумие. Он походил на чересчур умного ребенка. С другой стороны, ничего лучшего я придумать не смог.
— А дальше что? — спросил я.
Антон пожал плечами.
— А дальше мы умрем, — ответил Иван.
— По крайней мере мы заберем нескольких с собой, — произнес Антон. — А это все, чего может просить солдат Императора.
Он явно начитался пропагандистских книжек. Но с его логикой я поспорить не мог. Под нами слышались голоса. Я чувствовал дым. Выглянув за борт, я увидел, что вражеские ряды протянулись до самого горизонта.
Казалось, мы стоим на вершине громадного дюрасталевого утеса, окруженного морем врагов. Я сделал глубокий вдох, помолился Императору, проверил дробовик и на одно безумное мгновение подумал о том, чтобы сброситься с танка, сжимая в каждой руке по гранате. Какая разница, сделаю я это сейчас или меня поджарят из лазгана через пару минут? Желание прожить эти пару минут пересилило, но, видимо, ненадолго.
Иван посмотрел на нас, переводя взгляд с меня на Антона. На его разрушенном металлическом лице не читалось ни единой эмоции, хотя мне показалось,
