Про документы Илья специально не упоминал, проверял – возьмут или нет? Разведчики только выматерились. Понятно, опростоволосились. Часовой – мелкая сошка, но по документам узнать можно, из какого полка, дивизии. Из таких мелких деталей складывается пазл. А парням наука, пусть впредь все детали учитывают. Человек всегда учится на ошибках, на победах опыта не наберёшься. Илья на часы посмотрел. Если повезёт, есть шанс сегодня до рассвета выбраться к своим.
Пленного, пока в себя не пришёл, решили нести по очереди. На плечи, и бегом стометровку. Дистанция тьфу, кабы немец сверху не давил. Потом другой несёт, третий. И Илья не исключение, иначе выбьются из сил быстро. В поиске все равны. Как командир группы он имеет право отдавать приказы, но тяготы надо делить на всех, иначе для сослуживцев он своим не станет никогда. Бежали по грунтовой дороге – всё лучше, чем по лесу. Немцы по ночам стараются не ездить, только в составе колонны и обязательно при поддержке бронетехники. Работающий мотор они услышат, и риска пока не было.
Как Илья увидел маленький огонёк – просто везение. По расчётам, до моста ещё минут десять хода, а он уже рядом. Это часовой чиркнул зажигалкой, прикуривая. Илья, бежавший первым, сразу в сторону с дороги шарахнулся, за ним разведчики, все дышат тяжело. В сапогах, да с полной выкладкой, да с немцем на плечах пять километров показались втрое длиннее.
– Яковлев, – прошептал Илья. – На тебе часовой. Сними и тело в воду сбрось.
– Слушаюсь.
Рядовой исчез в темноте. Пять минут, десять, потом едва слышный всплеск воды. Затем из темноты показался Яковлев:
– Мост свободен.
И снова бегом километра два. Илья на часы поглядывал. Нет, не успеть. Траншеи, может, и перейдут, но на нейтралке застрянут. Риск велик: с ними «язык», хочется задание выполнить. От бега, да ещё периодически с нагрузкой выдохлись, в правом боку покалывать начало.
– Привал десять минут, – прохрипел Илья.
Сейчас уже траншеи начнутся, надо решать, что делать. Или искать укрытие и ждать следующей ночи, или перебираться на нейтралку. Повезёт – успеют к своим. Илья обратился к Кузовлеву:
– Немца посмотри, дышит ли? А то, может, уже труп тащим?
Ефрейтор к немцу наклонился, прислушался.
– Дышит.
И похлопал немца по щекам. Офицер в себя не приходил, а пора бы очухаться. Не переборщил ли ефрейтор с ударом? Обычно били по затылку, там кость прочнее, в висок рискованно удар наносить. Илья решил удостовериться – офицера ли взяли. Пощупал погон на немце. Погон с прямыми краями, на нём две квадратные звёздочки – гауптман, по-нашему капитан. У старших офицеров погоны витые, на ощупь сразу отличить можно. Стало быть, не зря в тыл к немцам забирались, не позарились на офицера с передовой. Лишь бы живого дотащить, а уж там «выпотрошат» до дна.
Дальше уже двигались осторожно. Через траншеи пришлось бережно, на руках переносить. Потом волокли за ворот, на спине.
Метров на сто – сто пятьдесят успели по нейтралке от немецких траншей удалиться, как солнце взошло. Укрылись в глубокой воронке, можно сказать, повезло. Немец в себя пришёл, задёргался. Глаза мутные, ничего толком не понимает: где он? Кузовлев поднёс увесистый кулак к носу офицера. Понял, притих. Днём с обеих сторон стрельба поднялась: сначала редкая винтовочная, потом пулемёты подключились, затем миномёты. Головы не высунуть, огонь плотный. Однако беспокойно. С чего бы стрельба? Если немцы в атаку пойдут, разведчики и «язык» в воронке в тяжёлой ситуации окажутся. Илья осторожно голову приподнял. Огоньки выстрелов с обеих сторон, пули так и посвистывают над головой, но никто не наступает. Через четверть часа стрельба постепенно стихать стала и прекратилась. Время тянулось медленно. Вот от чего страдали, так это от жажды: воду из фляжек выпили, а на обратном пути набрать некогда было, почти всё время бежали. Губы пересохли, язык шершавый и пота нет, хотя под солнцем лежат и укрыться негде. Всё же дождались темноты, выбрались из воронки. Немец сам шёл, двое разведчиков лишь придерживали его за локти. Кузовлев сказал с сожалением:
– От своего склада шёл бы так, фриц! А то на нашем горбу ехал.
Перед нашими окопами разведчиков окликнул часовой:
– Стой! Кто идёт? Пароль?
– Разведка, свои!
– Ложись, а то стрелять буду!
Пришлось подчиниться, по уставу часовой – лицо неприкосновенное, подчиняется только начальнику караула или разводящему, в случае неподчинения вполне может стрелять. Было бы глупо получить пулю, вернувшись из рейда, да ещё в десяти метрах от своей траншеи. Часовой подал сигнал свистком наподобие милицейского. До войны такие свистки были у милиции и дворников, ими вызывали помощь, если случались преступления или беспорядки. Ждать разводящего или начкара пришлось долго, хорошо, что лето. Когда караульный начальник прибыл, крикнул:
– Кто такие, из чьего хозяйства?
Под хозяйством понимался полк или дивизия.
– Суслова, а командир роты – старший лейтенант Витковский.
– Знаю такого. Сейчас попробую телефонировать.
Илью зло взяло. Голодные, обуреваемые жаждой, выполнившие приказ взять «языка», они будут вынуждены ещё какое-то время лежать на земле. Случайная мина или пулемётная очередь – и всем стараниям кранты!
– Всем лежать, – приказал Илья.
Сам же поднялся в рост и двинулся к траншее. Часовой фигуру увидел, а стрелять не решился.
– Товарищ… разведчик, не знаю вашего звания, не положено. Вот сейчас вернётся товарищ старший сержант, тогда другое дело.
– Разведчики мои с пленным вон там лежат. А ты мне покажи, где эта крыса?
– Какая? Нет у нас крыс.
– Который разводящий.
– Известное дело – в землянке.
– А командир взвода?
– Там же.
Илья спрыгнул в траншею, зашагал к землянке, распахнул полог из брезента, что вместо двери был. Командир взвода, младший лейтенант, сидел на топчане, изрядно пьяный, с папиросой во рту, а старший сержант крутил ручку полевого телефона, дул в трубку, кричал «Алё!»
Илья подошёл к командиру взвода:
– Товарищ младший лейтенант! Группа разведки после трёхдневного рейда захватила пленного и сейчас находится на нейтральной полосе. Я командир группы, старшина Сафронов, действую по приказу командира дивизии. Вы саботируете приказ о немедленной
