– Ненавижу монахов, – бодро сообщил Рагнар.
Он держал в руке меч, Сокрушитель Сердец, и при этих словах со свистом рассек клинком воздух.
– Почему? – спросил я.
– Монахи – как муравьи, – ответил он. – Черные, ползающие без толку туда-сюда. Ненавижу. Поговори с ними от моего имени, Утред. Спроси, что это за место?
Я спросил, и оказалось, что перед нами город Гегнесбург.
– Скажи им, – велел Рагнар, – что я – ярл Рагнар, по прозванию Бесстрашный, и я ем детей, когда мне не дают золота и серебра.
Я перевел. Коленопреклоненные люди подняли глаза на Рагнара. Тот стоял с распущенными волосами, а это всегда означало, что он в настроении убивать, – хотя жители этого и не знали. Воины Рагнара, ухмыляясь, выстроились за его спиной с топорами, мечами, копьями, щитами и боевыми молотами.
– Вся еда, какая есть, ваша, – перевел я ответ седобородого старика. – Только он говорит, что еды мало.
Рагнар улыбнулся, шагнул вперед и, все еще улыбаясь, махнул мечом, наполовину снеся старику голову. Я отскочил назад, не потому, что испугался, просто не хотел, чтобы кровь забрызгала мою одежду.
– Одним ртом меньше, – бодро сказал Рагнар. – А теперь спроси остальных, сколько у них еды.
Седобородый старик стал теперь краснобородым, он задыхался и корчился в агонии. Постепенно его конвульсии затихли, он просто лежал и, умирая, укоризненно смотрел мне в глаза. Никто из его товарищей не пытался ему помочь, все были слишком напуганы.
– Сколько у вас еды? – спросил я.
– Еда есть, господин, – сказал один из монахов.
– Сколько? – повторил я.
– Достаточно.
– Он говорит, еды достаточно, – перевел я Рагнару.
– Меч, – произнес Рагнар, – отличный способ, чтобы выяснить правду. А что есть у монахов в церкви? Сколько серебра?
Монах предложил, чтобы мы посмотрели сами, сказав, что можем забрать все, что найдем. Все, что мы найдем, будет нашим, все-все. Я перевел эти сбивчивые заверения, и Рагнар снова улыбнулся.
– Он говорит неправду, так?
– Разве? – удивился я.
– Он хочет, чтобы я сам посмотрел, потому что знает: я ничего не найду. Значит, они спрятали все свои богатства или увезли. Спроси, спрятали ли они серебро.
Я спросил, и монах покраснел.
– У нас бедная церковь, – сказал он, – никаких сокровищ.
Он смотрел широко раскрытыми глазами, пока я переводил ответ, а когда Рагнар шагнул вперед, попытался вскочить и бежать. Но Рагнар схватил монаха за рясу, и Сокрушитель Сердец перебил монаху позвоночник. Умирая, тот дергался, как выброшенная на берег рыба.
Серебро, разумеется, нашлось. Уцелевший монах сказал, где оно, и Рагнар вздохнул, вытирая меч о рясу мертвеца.
– Какие дураки, – произнес он грустно. – Они бы остались жить, если бы сразу сказали правду.
– А если бы у них действительно не было сокровищ? – спросил я.
– Тогда они сказали бы правду и умерли, – ответил Рагнар – это показалось ему забавным. – Что вообще делают монахи, не считая того, что укрывают от датчан сокровища? Это муравьи, оберегающие серебро. Найди их муравейник, раскопай – и станешь богачом.
Он перешагнул через свои жертвы.
Я был поражен тем, с какой легкостью Рагнар убил беззащитных людей, но Рагнар не уважал тех, кто раболепствует и лжет. Он ценил врага, который сражается, выказывая доблесть, но не тех, кто трусливо елозит, как убитые им у ворот Гегнесбурга, – такие люди не заслуживали даже презрения, они были для него хуже скотов.
Мы собрали провиант со всего Гегнесбурга, потом заставили монахов выкопать богатства. Сокровищ оказалось немного: две массивные серебряные чаши, три серебряных блюда, медное распятие с серебряным Христом, вырезанные из кости ангелы, поднимающиеся по лестнице, и мешок серебряных монет. Рагнар разделил монеты между своими воинами, затем мечом порубил на куски серебряные блюда и чаши и тоже раздал. В резной кости не было никакого проку, поэтому он просто разбил ее мечом.
– Странная религия, – сказал Рагнар. – Они поклоняются только одному богу?
– Одному, – ответил я, – но он делится на три.
Это ему понравилось.
– Ловкий ход, но бесполезный. У этого тройного бога есть и мать, верно?
– Мария, – ответил я, шагая за ним, пока он обследовал монастырь в поисках другой поживы.
– Интересно, она так и родила его тремя частями? – задумался он. – И как этого бога зовут?
– Не знаю.
Раньше я знал имя, потому что Беокка мне говорил, но не смог вспомнить.
– Трое вместе составляют Троицу, – продолжал я, – но это не имя бога. Обычно они зовут его просто Господь.
– Все равно что звать собаку собакой, – со смехом заявил Рагнар. – А кто такой Христос?
– Один из трех.
– Тот, который умер, да? А потом вернулся к жизни?
– Да, – сказал я и вдруг испугался, что христианский Бог наблюдает за мной и готовит мне ужасное наказание за грехи.
– Боги это могут, – с воодушевлением согласился Рагнар. – Умирать и воскресать. Они же боги.
Посмотрев на меня, он понял, что я боюсь, и потрепал по волосам.
– Не бойся, Утред, христианский бог здесь не властен.
– Правда?
– Конечно!
Он обыскал сарай на задворках монастыря, нашел хороший серп и сунул за пояс.
– Боги сражаются друг с другом! Это все знают. Посмотри на наших богов! Асы и ваны дрались, как коты, пока не помирились.
Асы и ваны были двумя ветвями рода датских богов и теперь населяли Асгард, хотя когда-то были злейшими врагами.
– Боги сражаются, – продолжал Рагнар серьезно, – и иногда побеждают, а иногда проигрывают. Христианский бог проигрывает – иначе почему мы здесь? Почему побеждаем? Боги вознаграждают нас, если мы проявляем к ним уважение, но христианский бог не помогает своим, так ведь? Они проливают перед ним реки слез, молятся ему, отдают ему свое серебро, а мы приходим и уничтожаем их! У них жалкий бог. Если бы он обладал настоящей силой, нас бы здесь не было, верно?
Это показалось мне логичным. Какой толк поклоняться божеству, если оно тебе не помогает? Нельзя было отрицать, что приверженцы Одина и Тора побеждают, и я суеверно держался за молот Тора, висевший у меня на шее, пока мы возвращались на «Летучий змей».
Мы оставили Гегнесбург разграбленным, его народ рыдающим, амбары опустошенными, и, когда гребли дальше по широкой реке, наш корабль был нагружен зерном, хлебом, солониной и копченой рыбой.
Позже, много позже, я узнал, что Эльсвит, жена Альфреда, родом из Гегнесбурга. Местный олдермен, побоявшийся с нами сражаться, был ее отцом; королева выросла в этом городе и постоянно сетовала, что после ее отъезда датчане разграбили Гегнесбург.
«Бог непременно покарает язычников, которые осквернили мой родной город!» – вечно восклицала она. Я счел за благо не упоминать, что сам
