– Я пришел из-под земли, из самых глубин ада, чтобы убить тебя и твоего отца, – сказал я. – Я найду тебя снова, Свен Кьяртансон, и в следующий раз убью. Я Торкильд, я хожу по ночам, и меня нельзя убить, потому что я уже труп. Поэтому передай мои приветствия своему отцу и расскажи ему, что за ним послали мертвого воина с мечом и что мы все трое скоро поплывем в «Скидбландире» обратно в Нифльхейм.
Нифльхейм был ужасной ямой, куда попадали погибшие бесславной смертью, а «Скидбландир» – кораблем богов, способным складываться так, что его можно было спрятать в маленький кошель.
Потом я отпустил Свена и напоследок крепко пнул его в спину, так что тот растянулся вниз лицом. Он мог бы отползти в сторону, но не осмеливался шевельнуться. Теперь Свен напоминал побитую собаку, и, хотя мне все еще хотелось его убить, я рассудил, что будет лучше позволить ему рассказать мою жуткую историю отцу. Кьяртан, без сомнения, узнает, что Утреда Беббанбургского видели в Эофервике, но он также услышит, что мертвый воин явился, чтобы его убить, и я хотел, чтобы сны его были полны кошмаров.
Свен все еще не двигался, когда я нагнулся и снял с его пояса тяжелый кошель. Потом я сорвал с него семь серебряных ручных браслетов. Хильда отрезала кусок одежды Гелгилла и использовала ткань как мешок, чтобы собрать монеты с подноса рабовладельца. Я отдал ей отцовский шлем, после чего снова сел в седло и похлопал Витнера по шее. Конь высоко вскинул голову, словно понимал, что сегодня показал себя великолепным боевым скакуном.
Я уже собирался ехать, когда в этот и без того странный день произошло нечто еще более странное. Некоторые из пленников, как будто поняв, что они свободны, двинулись к мосту. Но остальные оказались настолько сбиты с толку, напуганы или пали духом, что последовали за вооруженными людьми на восток.
И тут внезапно раздались монашеские песнопения, и из одной из низких хижин с крышей из дерна появилась кучка монахов и священников. Их было семеро, и сегодня им невероятно повезло, потому что, как выяснилось, Кьяртан Жестокий в самом деле ненавидел христиан и убивал всех церковников, которых брал в плен.
Теперь эти семеро были спасены. С ними шел молодой человек в тяжелых цепях раба. Высокий, хорошо сложенный, очень красивый, примерно моего возраста, он был одет в тряпье. Его длинные вьющиеся волосы были такими золотистыми, что выглядели почти белыми, а светлые ресницы, очень голубые глаза и загорелая кожа казались безупречными. Лицо юноши было словно вырезано из камня: удивительно четкие скулы, нос и челюсти, однако резкие черты лица смягчало его жизнерадостное выражение. Судя по всему, жизнь этого человека была полна невероятных сюрпризов и представлялась ему сплошным весельем. Увидев Свена, съежившегося под копытами моего коня, он оставил распевающих псалмы священников и побежал к нам, остановившись только для того, чтобы подобрать меч того человека, которого я убил.
Юноша держал меч неуклюже, потому что у него были скованы руки, но приставил оружие к горлу Свена.
– Нет, – сказал я. – Не надо.
– Но почему?
Молодой человек улыбнулся мне, и я невольно почувствовал к нему симпатию. Лицо незнакомца было открытым и бесхитростным.
– Я пообещал оставить Свену жизнь, – объяснил я.
Молодой человек одно биение сердца размышлял над этим.
– Так это ты пообещал, – сказал он. – A я – нет.
Он говорил по-датски.
– Но если ты заберешь его жизнь, – ответил я, – мне придется забрать твою.
Юноша обдумал эту возможность, продолжая улыбаться.
– Почему? – спросил он без малейшей тревоги, но так, как будто его очень интересовал ответ.
– Потому что таков закон, – пояснил я.
– Но Свен Кьяртансон не признает законов, – заметил юноша.
– Таков мой закон. И еще я хочу, чтобы он доставил послание своему отцу.
– Какое послание?
– Он должен передать Кьяртану, что мертвый воин пришел за ним.
Молодой человек задумчиво склонил голову набок, словно оценивая это послание, и в конце концов одобрил его, потому что сунул меч под мышку. Потом неуклюже развязал веревочный пояс своих штанов.
– От меня ты тоже можешь передать послание, – обратился он к Свену. – Вот оно.
И он помочился на Свена.
– Я крещу тебя, – сказал молодой человек, – во имя Тора, и Одина, и Локи.
Семеро церковников – три монаха и четыре священника – серьезно наблюдали за «обрядом крещения», но ни один не запротестовал против столь явного богохульства и не попытался остановить юношу.
Молодой человек мочился долго, целясь так, чтобы струя основательно промочила волосы Свена, а когда наконец закончил, снова завязал пояс и в очередной раз ослепительно улыбнулся мне.
– Ты и есть мертвый воин?
– Да.
– Перестань скулить, – обратился молодой человек к Свену, потом снова улыбнулся мне. – Тогда, может, окажешь честь и согласишься служить мне?
– Служить тебе? – переспросил я.
Пришел мой черед веселиться.
– Я Гутред, – сказал он, как будто это все объясняло.
– Я слышал только о Гутруме, – ответил я. – И я знаю также Гутверда, а еще встречал пару человек по имени Гутлак, но сроду не слышал ни про какого Гутреда.
– Я Гутред, сын Хардакнута, – пояснил юноша.
Это имя по-прежнему ничего мне не говорило.
– И почему, интересно, я должен служить Гутреду, сыну Хардакнута? – поинтересовался я.
– Да потому, что, пока ты не явился сюда, я был рабом, – ответил молодой человек, – но теперь благодаря тебе я король!
Он говорил с таким пылом, что не всегда легко было разобрать слова.
Я улыбнулся под льняным шарфом.
– Ты король? Но король чего?
– Нортумбрии, конечно, – жизнерадостно заявил он.
– Он король, господин, он и вправду король, – серьезно подтвердил один из священников.
Вот так мертвый воин встретил короля, а Свен Одноглазый в ужасе уполз к своему отцу, и в странной земле Нортумбрии все стало в тот день еще более странным.
Глава 2
Порой в море, когда уводишь корабль слишком далеко от берега, и начинается ветер, и прилив поднимается со злобной силой, и волны разбиваются в белую пену над колышками, на которые в хорошую погоду вешают вдоль бортов щиты, тебе остается лишь плыть туда, куда влечет тебя воля богов. Парус приходится свернуть, пока
