– Конечно, я помню. Ну так что?
Той зимой Гутрум вторгся в Уэссекс, и казалось, что он вот-вот выиграет войну, потому что армия восточных саксов рассеялась. Некоторые таны бежали за море, многие заключили с Гутрумом мир, а Альфреду тогда пришлось прятаться на болотах Суморсэта. Однако Альфред не собирался сдаваться. Он решил переодеться в арфиста и прокрасться в Сиппанхамм – шпионить за датчанами, и настоял-таки на своем. Я тогда спас его, в ту самую ночь, когда встретил Рагнара в королевской церкви.
– A помнишь, – продолжал я, – со мной тогда был слуга, который скромно сидел в сторонке, накинув на голову капюшон? Я еще приказал этому слуге молчать?
Рагнар нахмурился, пытаясь припомнить ту зимнюю ночь, потом кивнул:
– Ну да, точно.
– Так вот, это был не слуга, – сказал я, – а Альфред.
Рагнар изумленно уставился на меня. Неужели я обманул его той далекой ночью? Разумеется, узнай он тогда правду, датчане смогли бы в ту же ночь завоевать Уэссекс.
На мгновение я пожалел, что рассказал ему обо всем. Я боялся, что Рагнар обидится на меня, но он вдруг засмеялся:
– Это был Альфред? В самом деле?
– Да, он пришел, чтобы шпионить за вами, а я пришел, чтобы его спасти.
– Неужели Альфред отважился проникнуть в лагерь Гутрума?
– Так что этот человек умеет рисковать, – заключил я, возвращаясь к нашему разговору о Мерсии.
Но Рагнар все еще думал о той далекой холодной ночи.
– Почему ты мне ничего не сказал? – поинтересовался он.
– Потому что я принес королю клятву верности.
– Мы бы сделали тебя богаче любого короля, – произнес Рагнар. – Мы бы дали тебе корабли, людей, лошадей, серебро, женщин – да все, что угодно! Ты должен был сказать мне, своему другу, правду!
– Я принес ему клятву, – повторил я – и вспомнил, как близко был в ту ночь к тому, чтобы предать Альфреда.
До чего же велико было тогда искушение! Той ночью мне было достаточно произнести всего несколько слов, чтобы навеки прекратить правление саксов в Англии. Я мог бы превратить Уэссекс в датское королевство. Я мог бы все это сделать, предав человека, который мне не слишком нравился, ради человека, которого любил, как родного брата, – и все-таки я тогда промолчал. Я дал клятву, и оковы чести сковали нас, лишив возможности выбирать.
– Wyrd bið ful aræd, – сказал я.
От судьбы не уйдешь. Она держит нас, подобно упряжи. Я считал, что навсегда покинул Уэссекс и сумел улизнуть от Альфреда, – и вот пожалуйста, я снова в его дворце.
Он вернулся в полдень, окруженный перестуком копыт и шумной суматохой, которую поднимали вокруг него слуги, монахи и священники. Два человека понесли королевскую постель обратно в его спальню, в то время как монах катил бочку, набитую документами, которые, очевидно, нужны были Альфреду во время его однодневного отсутствия. Какой-то священник торопливо нес покров от алтаря и распятие, а двое других – реликвии, сопровождавшие Альфреда во всех его путешествиях.
Потом появились королевские телохранители – во дворце и его окрестностях только они одни носили оружие. И наконец мы увидели самого Альфреда, окруженного группой что-то говоривших ему священников.
За то время, что мы не виделись, он не изменился: все такой же тощий, бледный, ученый. Ему что-то горячо втолковывал какой-то священник, и Альфред согласно кивал, слушая его. Король был одет просто, черный плащ делал его похожим на клирика. Вместо королевского обруча на голове лишь шерстяная шапка. Он вел за руки Эдуарда и Этельфлэд, которая, как я заметил, снова держала деревянную лошадку брата. Малышка больше скакала на одной ножке, чем шла, поэтому то и дело оттаскивала отца от священника, но Альфред не возражал, ибо страстно любил своих детей.
Потом Этельфлэд потянула его в сторону уже нарочно, пытаясь затащить на траву, туда, где мы с Рагнаром встали, чтобы приветствовать короля. Альфред поддался дочери, позволив ей подвести себя к нам.
Мы с Рагнаром опустились на колени. Я молчал и не поднимал головы.
– Утреду сломали нос, – сообщила Этельфлэд отцу, – и плохой человек, который это сделал, теперь мертв.
Рука короля запрокинула мою голову, и я уставился в бледное узкое лицо с умными глазами. Король заметно осунулся, небось страдал от очередного приступа острых болей в животе, которые превращали его жизнь в вечную муку. Альфред разглядывал меня со своим обычным суровым видом, но потом ухитрился выжать из себя подобие улыбки.
– Не думал, что когда-нибудь снова увижу тебя, господин Утред.
– Я перед тобой в долгу, мой господин, – смиренно произнес я. – И благодарю тебя.
– Встаньте, – велел Альфред, и мы с Рагнаром встали.
– Я скоро освобожу тебя, господин Рагнар, – сказал король, взглянув на датчанина.
– Спасибо, мой господин.
– Но через неделю здесь будет праздник. Мы возблагодарим Господа за то, что закончили строительство нашей новой церкви, а также официально отпразднуем обручение этой юной леди с господином Этельредом. Я соберу витан и попрошу вас обоих остаться до тех пор, пока прения не подойдут к концу.
– Да, мой господин, – сказал я.
По правде говоря, я хотел лишь одного: поскорее отправиться в Нортумбрию, но я был обязан Альфреду своим освобождением и вполне мог подождать неделю-другую.
– A теперь, – продолжал король, – мне нужно сделать кое-какие дела… – Он замолчал, словно испугавшись, что сболтнул лишнее. – Дела, – туманно продолжил он, – в которых вы двое можете оказаться мне полезными.
– Да, мой господин, – повторил я.
Альфред кивнул и пошел прочь.
Ну, теперь нам оставалось только ждать. Город в преддверии праздника был полон народа. То было время встреч. Все те, кто возглавлял армию Альфреда при Этандуне, были сейчас здесь, и эти люди с радостью меня приветствовали. Виглаф из Суморсэта, Харальд из Дефнаскира, Осрик из Вилтунскира и Арнульф из Суз-Сеакса – все они явились в Винтанкестер. Теперь они стали могущественными людьми, великими владыками – те, кто стоял рядом с королем в ту пору, когда он, казалось, был обречен.
С другой стороны, Альфред не наказал тех, кто бежал из Уэссекса. Вилфрит все еще был олдерменом Хамптонскира, хотя в свое время и уплыл во Франкию, чтобы спастись от нападения Гутрума. Альфред обращался с Вилфритом с преувеличенной вежливостью, однако между теми, кто остался, чтобы сражаться, и теми, кто трусливо бежал, все еще пролегал невидимый рубеж.
Город заполонили и артисты. Тут были, как всегда, жонглеры и мастера ходить на ходулях, рассказчики историй и музыканты, но самым большим успехом пользовался мрачный мерсиец по имени Оффа, который
