«Да зачем это вам? – со злым отчаянием поинтересовался Кембритч. – Рисковать отношениями с Рудлогом ради моего брака – слишком малое обоснование».
«Во-первых, – уже деловым тоном объяснил Луциус, – я уже сказал: я дал обещание твоему деду. Во-вторых, и это главное: чем сильнее аристократия, тем сильнее корона, Люк».
«Бред», – фыркнул Люк бесстрашно. Бояться, в принципе, было поздно – он и так уже наговорил на десяток смертных казней и лишений титула.
«Пусть бред, – устало согласился Луциус, – но тебе придется довольствоваться этим объяснением».
«Я все узнаю», – пообещал Люк.
«В этом я не сомневаюсь», – согласился его величество. И осторожно разжал кольца, отполз в сторону. Кембритч инстинктивно стал вылизывать рваные, истекающие белесым туманом раны. Проверил крылья, яростно заклекотал на попытавшегося вновь приблизиться наставника.
«Лети домой, – приказал тот спокойно и поднялся в воздух. – Три дня, Люк. А лучше – сегодня. Ты меня услышал».
Люк отвернулся и раздраженно плеснул хвостом. И взлетел, шатаясь и дрожа, только после того, как его величество исчез в буране.
В двери осторожно постучали.
– Да! – рявкнул он, трясущимися от усталости руками выбивая из пачки сигарету и прикуривая.
Зашел Леймин. Осмотрел покореженного хозяина в чужих штанах и крайне деликатно поинтересовался:
– Я понимаю, что сейчас не время, ваша светлость, но все же вы сами приняли меня на службу. И я имею право знать, что с вами происходит. Только прошу обойтись без сказок про ваши хождения во сне.
Люк раздраженно махнул рукой.
– Охранники будут молчать?
– Как немые, милорд, – подтвердил Леймин. – Как вас нашли, ни одна живая душа не узнает. И все-таки…
– О том, что я буду в Эмиратах, – продолжил Люк мрачно, не слушая, – знали вы, Ирвинс и Майки. Найдите, каким образом информация о моей поездке могла попасть к его величеству.
Леймин нахмурился – на впалых морщинистых щеках его заиграли желваки – и склонил голову.
– Сделаю, ваша светлость.
– Священник у меня в замке есть?
Глаза старого разведчика расширились так, будто они сейчас выпрыгнут из орбит.
– Служит в семейной часовне еще со времен вашего деда, милорд.
– Хорошо, – проговорил Люк и со злостью ткнул сигаретой в заполненную пепельницу. – По поводу моих исчезновений, Леймин. Видите ли, я имею обыкновение превращаться в огромного крылатого змея. И летать по ночам.
Безопасник некоторое время молча смотрел на него. Перевел взгляд на затягивающиеся раны хозяина.
– Остановимся на версии про хождение во сне, – наконец сказал он мрачно.
Люк усмехнулся и кивнул на дверь. И старик вышел, качая головой и что-то бурча себе под нос.
Глава 14
Конец января, Бермонт
На севере Бермонта, там, где под покровом полярной ночи океан, скованный льдом, пытался пробить свой крепкий панцирь, а в ярангах неподалеку от берега все ярче разгорались очаги, поднимая белые кривые столбы дымов в стылое небо, дремал старый шаман Тайкахе. Странные видения приходили к старику, отказавшемуся от своей молодости и счастья, странные, обманчивые и зыбкие. То видел он тень солнечной жены короля, играющей в поднебесье с огненными духами и темными ночами спускающейся в замок, чтобы поцеловать призрачными губами спящего мужа. То чудились Тайкахе зеленые поля вместо тундры и теплое море, в котором можно купаться все лето. Или летний лес, среди елей и сосен которого важно выступал тяжелый черный медведь, снисходительно оглядываясь на маленькую медведицу, весело носящуюся по красному брусничнику с двумя медвежатами разных возрастов. А то переносили лукавые духи снов шамана на юг медвежьей страны, показывали снежные склоны гор, черные от панцирей спускающихся в долины чудовищ. Или отступали перед настоящим прозреванием, редко доступным и Великим Стихиям, – и тогда старый Тайкахе, как в детстве, открыв рот от восхищения, наблюдал за замедленной битвой исполинов, людей и богов, от которых содрогалась Тура.
Шаман очнулся от дремы, потянулся, кряхтя, хлебнул дымящегося на очаге сытного взвара и начал собираться в дорогу. Дойдет на лыжах до железной дороги, гул от которой далеко разносился по тайге, а там поедет в столицу. Пришла пора выполнять обещание, данное медвежьему сыну, и пытаться возвращать его женщину. И заодно поделиться видениями: обманка или нет, а надо, чтобы крепка была рука Бермонта, если опасность придет.
Воскресенье, 22 января, Иоаннесбург
В воскресенье Игорь Иванович проснулся поздно – уже занимался зимний рассвет, и комната окрашивалась в серый и розовый. Проснулся в прекрасном настроении. Этому немало способствовала горячая, мягкая ото сна Люджина, прижимавшаяся к нему спиной и мирно посапывающая.
Игорю Ивановичу спать больше не хотелось. Зато определенно хотелось кое-чего другого – того, чего может желать отдохнувший и здоровый мужчина поутру.
Капитан могла бы посрамить любого чемпиона по сну: когда господин полковник закончил с ласками и решил перейти к большему, она лишь вполголоса укоризненно проворчала что-то, поворачиваясь на спину и улыбаясь. И так и не открыла глаз.
Через полчаса Стрелковский, бодрый и довольный, вышел из душа, присел рядом со снова свернувшейся клубочком, закутавшейся в одеяло северянкой, погладил ее по плечу.
Люджина неохотно зашевелилась, повернулась, с трудом приоткрыла сонные глаза.
– Еще? – спросила она удивленно и сладко потянулась. Игорь хмыкнул.
– Конечно, еще. Но потом. Я в храм собираюсь, Люджина, – он с удовольствием разглядывал ее налитую белую грудь, опухшие розовые губы и румянец – то ли от сна, то ли от его утренней активности. Беременность сделала ее совсем слабой, и Игоря это отчего-то приводило в восторг: контраст между агентом и бойцом, не уступающей мужчинам, – и разнеженной женщиной, греющей его постель.
– Хотите, чтобы я пошла с вами? – она опять потянулась, едва сдержав зевок. – Да что же это такое, – сурово сказала сама себе. – Этак я и рожу во сне.
– Врач пообещал, что на четвертом месяце сонливость должна пройти, – напомнил Стрелковский.
– Угу, – пробормотала Люджина и осторожно коснулась его руки, так и лежащей у нее на плече, губами. – И мама говорила, что первые три месяца она тоже спала. У нас точно были медведицы в роду.
– Не удивлюсь, – ответил Стрелковский – и не удержался, коснулся украдкой ее груди. Северянка понимающе усмехнулась, и он тут же захотел остаться. Но строго напомнил себе про храм и поднялся.
– Будьте готовы к моему возвращению, – попросил он. – Я вчера забыл сказать. Звонил Хиль, сообщил, что можно сегодня навестить Полину. А после они с Тарьей ждут нас на обед.
Люджина охотно кивнула – с супругой Свенсена они сдружились, часто созванивались, обсуждали таинственные женские дела: вязание, покупки для детей и подготовку к родам, – а сам подполковник уже несколько раз зазывал их к себе.
– Через сколько вы вернетесь?
– Через два часа, – он почти с умилением
