– А что ж дядька Журавль вас с дедом не защитил, раз вы в побег пошли?
– Так нету его! Как уехал, так, наверное, и не вернулся, раз Фифан сказал, что Мирон нас с дедом ищет… – Тимка снова вздохнул. – Деда говорил, боярин приедет – Мирона точно убьет.
– Значит, Фифан свой, говоришь?
Мальчишка поспешно кивнул.
– Змея он тебя делать научил?
– Не… Папка. Фифан сам удивлялся, когда запустили первый раз, – ухмыльнулся во весь рот Тимка. – Мы с пацанами в слободе часто запускали. Разных. А что образ – это уже тут боярыня Анна велела намалевать. Там волхв изругался бы… И боярыня звать змеем не велела, раз образ христианский, – не пожаловался, а скорее проинформировал он. – А что? Понравилось? Это мы все делали… Для вас…
– Мирон – волхв?
– Да не… – мальчишка скривился. – Мирон с боярином. А волхв – так. Он сам по себе. Да и не боится его никто – он в слободу только по кузнечным делам приходит, когда пускают. Просто кричит много. А грек с ним спорит…
– Грек христианин?
– Ну да… И волхва он как-то раз вообще побил.
– А Мирон?
– Да кто его знает! – задумался Тимка. – Крест нательный ему дед делал, а потом ругался, что он его надевает только когда с боярином куда едет, а сам с волхвом на их праздники в храм ходит, Сварога славить.
– А вы ходили?
– На праздники – нет. Но в храме работали. Дед потом поститься велел и молился.
– А отец Моисей у вас бывал?
– Это священник, что ль? Не-а… Я про него и не знал – тут уже сказали, что есть у нас там такой. Он к нам не ходил, в слободу только своих мастеров пускают или по делу кто. И слободским без охраны не выйти. Мы сами молитвы читали, – пояснил он и, не удержавшись, похвастался. – А зато меня здесь крестили! И теперь дядька Макар и тетка Арина у меня крестные!
Теперь Мишке стал немного понятнее интерес Андрея к отроку, да и с «мамой Верой» прояснилось.
«Усыновили Макар с Веркой, значит, сироту, у них-то одна дочь. Логично… Блин, а ведь придется им теперь боярство давать! И не отвертишься… Стоп, сэр! Но это выходит, они теперь и ваши родичи? И Макар с Веркой, и боярич этот новоявленный, который Журавлю родня… М-да-а… По-сравнению со всеми остальными новостями, это уже пустяки между делом.
Ну что ж, сэр, должен признать, увертюра впечатлила. Пошли слушать арию».
Предчувствия Ратникова не обманули: подтверждение этому он получил немедленно в качестве ответа на свой же следующий вопрос:
– Не выйти, говоришь? Так вы же с дедом вышли? И грек.
– Нас дядька Медведь провел. И Фифана он тоже, видать… – Тимка почесал в затылке. – Иначе бы никак…
– А Медведь?
– Что Медведь?
– Он кто?
– А он у лешаков главный. С ним дядька Аристарх говорил…
«Какие ещё лешаки?!»
Мишка посмотрел на Андрея, стоявшего рядом с мальчишкой. Немой утвердительно коротко прикрыл глаза, а потом показал взглядом на Макара. Наставник до этого момента внимательно наблюдал за происходящим, но не вмешивался, только слушал разговор молодого сотника со своим крестником и, похоже, что-то решал про себя. В ответ на вопросительный взгляд Мишки кивнул утвердительно.
– Все так, Михайла. Только негоже тут разговаривать. Пойдём в терем, – и повернулся к Верке с Ариной. – Чего смотрите? Тимку никто не обидит – идите себе…
Верка было открыла рот, но ее опередила Арина.
– Так и не было нас тут, Макар, – спокойно сообщила она. – Мы с Верой о своих делах говорили, недосуг нам слушать, что и где… – и, подхватив подругу за рукав, потянула ее прочь. Верка, против обыкновения, так и не издав ни звука, пару раз открыла и тут же закрыла рот, кивнула Макару и поспешила за Ариной.
Мишка снова посмотрел на Тимку.
– Выручить своего грека хочешь?
– А чего его выручать… – попробовал было тот непонимающе захлопать глазищами и сделать невинно-наивную физиономию, но Мишка смотрел серьезно – прямо в глаза.
– Так хочешь или нет?
– Хочу… – вздохнул Тимка, признавая свое «поражение» и кивнул уже по-деловому. – Чего делать надо?
– Пока ничего. Пока ты все правильно делаешь. А на будущее – хитрить не надо, сразу говори, если что. А где надо схитрить – я тебе сам скажу. Понял?
То, что Тимка не стал упираться и оправдываться – мол, я и не думал – а просто снова кивнул, Мишка оценил и продолжил:
– Тогда так. Я сейчас с наставниками поговорю, а ты нас подождешь, возле моего кабинета. Потом вместе с твоим Феофаном и побеседуем. Понял?
Мальчишка вытянулся, демонстрируя, что время, проведенное в крепости, он зря не терял, и бодро отрапортовал:
– Так точно, господин сотник! Ждать у кабинета, пока не позовешь с Фифаном говорить!
* * *– …Да пойми ты, Михайла! Не могу я тебе всего сказать! – Макар досадливо поморщился, чем-то напомнив Мишке Егора во время их памятного разговора перед освобождением княгини, когда десятник его так гениально развел, заставив взять на себя ответственность за операцию. Вот только Макар сейчас, похоже, не играл.
– Тимка сразу ко мне попал. Только потому Аристарх меня к этому делу и пристроил, мальца оберегать и присмотреть за ним. И не знаю я всего, о чем староста с Медведем договаривался – без меня они встречались. Тимка мой крестник, вот за него отвечаю и перед Богом, и перед людьми, ну так от этого и не отказываюсь. Точно тебе скажу – про боярство он не врет. И правда, видать, не знал или не думал, иначе уже проговорился бы…
Макар задумчиво покрутил головой:
– Удивительно, конечно, как о таком можно не знать, но там у них все не по-людски устроено, в слободе этой. Видать, не велено говорить и все. Кто его знает, от кого этих мальцов берегли… Мож, и не говорили ему нарочно. И учили его не на боярича, а на мастера, но тоже как-то наособицу. Сколь живу – нигде такого не видел. Вроде и ремесленник, а не простой. Нам с Аристархом сразу в глаза бросилось, что он не как все: блаженным его не назовешь, однако все равно как не от мира сего. Тебе рассказать тогда так и не успели – мы с ним в тот день поздно в крепость вернулись, а наутро вы в Ратное ушли, а потом на ляхов. Почему Аристарх не сказал, так это ты не у него – у деда спрашивай, с сотником обо всем говорено. Не про Тимку, конечно – про Медведя. Аристарх с ним встретился после того, как вы ляхов побили и к Княжьему Погосту пошли, а сотня ещё в селе задержалась…
Мишка слушал и охреневал, хотя до того казалось, что уже и так охренел
