как эта прохлада проникает в пальцы, Ника подумала: а что будет, если позвонить?… – но мысль эта оказалась сухой, пустой и никчемной. Что-то новое, большое и пока совершенно непонятное переполняло ее. Бездумно неся это в себе, Ника спустилась – три ступеньки, – вновь обогнула машину – «рейнметалл» показался ей чудовищно громадным, – оседлала мотороллер и позволила ему везти себя. Минуты через две он вывез ее к ослепительно блестящему «Золотому веку» – целому кварталу ресторанов, ночных магазинов и клубов, кинотеатров, театров, голо, а также прочих «ристалищ и развлекалищ», как говаривал Грегори. Раньше они нередко совершали рейды по здешним подвальчикам и этажам. Раньше, до Сида, и пока Грегори мог выступать со своим номером, зарабатывая втрое против нынешнего… Здесь было светлее, чем днем. Рекламы, фонари и витрины. У полупустого уличного кафе Ника затормозила. Остро захотелось чего-нибудь сладкого. В кармане лежала смятая десятка, трехдинаровая монета из черного с золотыми точками пластика и несколько стареньких «никелей». Она взяла бутылку «Трокто» и три пирожных. «Трокто» рекламировали повсюду: полезен в любых количествах! Дышите желудком! Молодейте! По вкусу напиток походил на микстуру от кашля, которой Нику поили в детстве. Пирожные казались большими, но исчезли мгновенно. Выходя на тротуар, Ника заметила ночную галантерейную лавочку. На прилавке лежало все, что можно отнести к галантерее, в том числе и ночной, и кое-что сверх того: например, очень похожий на настоящий игрушечный револьверчик. Сколько это стоит? – спросила Ника продавца, смуглого мальчика. Для вас – даром! – воскликнул продавец. Всего пятнадцать динаров! У меня только десять, огорчилась Ника. Ну, если вы добавите улыбку… Ника охотно улыбнулась. А вы не торгуете этими страшными масками? – спросила вдруг она. Нет, сказал мальчик, я ими не торгую, я их боюсь. Спасибо, сказала Ника. А можно, я вас за это поцелую? О-о-о!.. – мальчик был наверху блаженства. Дело в том, сказала Ника, что я их тоже боюсь. Очень-очень боюсь. Они еще поулыбались друг другу, пока Ника пыталась засунуть револьвер в карман шортов. Карман был слишком узкий и тесный. Наконец это получилось. Вот теперь можно возвращаться, подумалось ей. Ну, я его напугаю, я его так напугаю…

Сид вдруг заплакал – громко, навзрыд.

– О господи!.. – сказала Ника.

– Не обращай внимания, – сказал Грегори. – Поорет и успокоится.

– Он собак боится, – сказала Ника.

– Я тоже не люблю, когда воют, – сказал Грегори. – Но должен же он привыкать.

Сид уже не плакал – кричал.

– Нет. – Ника села. – Как он кричит. Нельзя же так.

– Будем бегать к нему – он привыкнет и будет реветь постоянно. Пусть выплачется один раз.

Минуты две они пытались не обращать внимания на крик.

– Сколько же у него сил… – пробормотал Грегори. Похоже, ему становилось не по себе.

– Я схожу посмотрю, – сказала Ника. – Вдруг что-нибудь…

Крик перешел в какой-то хрип.

– Я сам, – сказал Грегори. Он натянул трусы и шагнул к двери. – Я ему покажу… – И Ника поняла, что Грегори испуган.

На каком-то немыслимом звуке хрип оборвался, и слышны были только удаляющиеся шаги Грегори, скрипнула дверь… Ника, замерев, прислушивалась. Ничего. Ни звука. Как долго… Она вскочила, стала искать халат. Халата не было, под руку ей попались шорты, она натянула шорты, ни майки, ни рубашки – плевать… Свет в коридоре горел, и дверь в детскую стояла полуоткрытой. Ника вдруг вспомнила об игрушечном револьверчике, вытащила его и маленькими шажками приблизилась к двери. Вообще у Грегори может хватить ума пугнуть ее сейчас из-за угла… Грег! – позвала она. Молчание. Нет – короткий звук, будто проволокли что-то тяжелое. Ника заглянула в дверь.

Света из коридора в комнату попадало достаточно, чтобы увидеть все – и ничего не понять. Где прямой свет ложился на пол, ковер был чист, но по сторонам от светлой полосы копошилось что-то темное, по колено и выше, похожее на плотную пену, и вдруг там, под пеной, что-то дернулось, пена прорвалась, на миг показалась костяная рука, судорожно сжалась и исчезла; и снова звук, будто рывком проволокли плотную тяжесть. Левее, у стены, стояла кроватка Сида, и в кроватке копошилась эта же пена, а за кроваткой Ника увидела будто бы наклонившегося вперед человека, нет, не человека – что-то округлое, плотное, сжатое, похожее на боксерскую перчатку в человеческий рост, и в следующий миг то, что там было, распрямилось, и Ника поняла, что оно на нее смотрит. Она стояла, оцепенев, не в силах ни шевельнуться, ни крикнуть, потому что крикни она или шевельнись – смерть, нет, что-то еще более страшное и более неотвратимое… То, что там стояло, с тошнотворным чмоканьем выдвинулось из-за кроватки и вдруг раскрылось, именно как перчатка, и из него выпал, тут же исчезнув в пене, крошечный скелетик. Ника отшатнулась, и потому метнувшиеся в нее раскручивающиеся спирали ее не достали: одна почти задела лицо, а другая ударила в револьверчик и с нечеловеческой силой рванула его на себя. Хрустнули пальцы. Ника попятилась, не в силах повернуться и бежать. В темноте усилилась возня, раздался хруст, будто давили стекло. Продолжая пятиться, не отрывая глаз от страшных дверей, она дошла до спальни – и вдруг поняла, что и в спальне кто-то есть. Ее швырнуло из дому – и, воя, она побежала, не разбирая дороги, не понимая, кто перед ней, уворачиваясь от людей, от рук; и когда ее уже схватили и держали, она продолжала бить, кусать, царапать – и выла, выла… ей сделали укол – она поняла, что это укол, – и тут же руки и ноги перестали слушаться ее, рот наполнился слюной, а на лицо упало что-то липкое, душное, жаркое – смерть… и она не захотела сопротивляться.

А потом – сразу – она открыла глаза. Очень белый свет, и шум в ушах, как далекая музыка… и тошнит. Что-то было? И вообще – где я? Она подняла голову. Кто-то сидел рядом, но она никак не могла увидеть лицо – все плыло.

– Ника, – сказал сидящий и наклонился, и голос показался ей знакомым.

Она заморгала, и пелена рассеялась. Это был Бенефициус.

– Вы? – сказала Ника. – Господи, где это я? Что случилось?

– Ничего, – сказал Бенефициус, – ничего. Все бывает. Это гипнологическая клиника.

– У меня… что-то… не так?

– Да, немного. Вы же знаете, как это случается… да и потом – такая жара…

– Почему жара?

– Не знаю. Никто не знает.

– Нет, подождите… Что со мной было?

– Ну, вы же слышали, наверное: это называется «поймать кодон». Когда человек вдруг начинает видеть и слышать то, чего нет… галлюцинации без наркотиков.

– Да-да-да… Я действительно что-то видела… что-то страшное. Но я не помню. Что я видела, Лот?

– Не знаю. Вы бежали по улице и кричали. Будто убегали от кого-то. Это не важно. Не пытайтесь вспомнить. Главное,

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату