Гаррон покачал головой, провожая взглядом лихо отплясывающего жеребца. Ну ни дать ни взять — просто преданный пес!
— Угомонись и иди в реке ополоснись, — строго велел Белик. — На тебе уже корка толщиной в мой палец! Но чтобы вернулся к темноте, ясно?
Карраш шумно отряхнулся и послушно потрусил прочь. А пацан подхватил длинный сверток, обернутый в плотную ткань, забросил седло и упряжь на ближайшую телегу, после чего, нимало не беспокоясь о питомце, натаскал резко подобревшей поварихе воды и с чистой совестью отправился устраиваться на ночлег. Но при этом выбрал наиболее удаленное от палатки эльфов место — под елями, в глубокой тени, где шустро расстелил плащ, бросил наземь глухо звякнувшую ношу и с независимым видом развалился сам, закинув руки за голову и словно бы не замечая «послов», устраивающихся возле отдельного костра.
— Эй, а что в ткани? — плюхнулся на траву рядом с мальчишкой Весельчак. — Меч? Лук? Палка?
— Мое проклятие, — буркнул Белик, не открывая глаз.
Присевший про другую сторону Аркан озадаченно повертел головой.
— Какое еще проклятие?
— Личное. Персональное. Очень страшное.
Рыжий непонимающе переглянулся с напарником.
— Нет, а серьезно?
— Считай, что это талисман, — сообщил мальчишка и резким движением сел. — От дураков и нахалов, сующих свои длинные носы куда не надо. Хочешь взглянуть? Только учти: эта штуковина не любит чужих рук. Если сунешься, может так отделать, что потом месяц с постели не встанешь.
— Магическая? — с опаской отодвинулся Аркан.
— Угу. Только не фонит.
— Чего?
— Ауры не дает, то есть магическим взором не засекут, — недовольно пояснил Белик. — В наследство мне, так сказать, досталась. Штука, конечно, здоровая, громоздкая, зато бережет от всего враждебного, живого и неживого, даже от магии защищает, а еще говорят… ты чего уставился? Именно что в наследство, от одного… гм, кровника. Честно говоря, я уже и сам не рад, да деваться некуда, а выбросить жалко: дорогая все-таки вещь. Продать ее нельзя, подарить — тоже, она на крови завязана, только одному роду и подчиняется. Украл бы кто… да последний придурок, который на это решился, до сих пор гниет где-то в болоте. А я теперь таскаю эту дуру с собой как проклятый, да еще и следить должен, чтобы не цапнул кто ненароком. Объясняйся с вами потом…
Весельчак зябко передернул плечами:
— Гадость какая.
— Ты прав, но у меня просто нет выбора, — печально согласился пацан. — Да и привык я уже к этой палке. Впрочем, со временем ко всему привыкаешь.
— А с тем вором что случилось? Ну, который цапнул эту гадость?
— Помер.
— От чего?
— Головы лишился, — кротко ответил Белик и вдруг оживился. — Слушай, а тебе, случайно не нужен амулетик? Я дешево отдам, всего за пару золотых… это ж почти задаром! Возьми, а?
Рыжий шарахнулся прочь.
— Какого Торка мне сдался такой амулет?! Сто лет без него жил и дальше как-нибудь обойдусь. А если приспичит, то вон — у магов нормальный закажу! Маленький, на шею, а не такой здоровенный! Убери, кому сказал!
Белик вздохнул, но послушно подтянул проклятую штуку под бок.
— Да ты не бойся. Через ткань она неопасна… вроде бы. Ну, по крайней мере, я так думаю. Хотя рисковать не советовал бы никому.
Аркан снова переглянулся с напарником и пожевал губами: магическая палка, даже деревянная, дорого стоит. А у людей подобные «талисманы» и вовсе — огромная редкость.
— Я слыхал, эльфы обожают сторожевые заклятия, — задумчиво сказал он. — И оружие у них зачаровано: хапнешь без спроса, и все — прощай, мама-папа. В лучшем случае, руку отсечет или брюхо распорет. А то и молнией шарахнет, и тогда останется от тебя только сочный кусок мяса, обжаренный до хрустящей корочки.
Мальчишка рассеянно отмахнулся.
— Не. На самом деле молния — это редкость, только у родового оружия встречается. Так наследники правящего дома развлекаются, ну и хранители иногда: у остальных-то магия, считай, тю-тю. Поэтому в большинстве своем ушастые на клинках руны рисуют. А руны — дело темное, одну линию чуть скосишь, и получишь вместо меча кривую загогулину. Да и умельцев, кто знает, как их правильно выводить, осталось всего ничего, поэтому ушастые чаще берут на вооружение простые руны, которые не могут прибить на месте. Зато сообщить хозяину о местонахождении оружия — запросто. Как сигнальный маяк — за тыщи верст видать, а там… уж на что фантазии у эльфа хватит, такая и смерть будет. Хочешь — повесят, хочешь — руки обрубят по самые плечи. Они смертных не шибко жалуют, но о расовых войнах помнят — по-крупному в конфликты не лезут. Зато мелочь вроде нас с тобой за разумных не считают, вот и отрываются при первом удобном случае.
— Хорошо сказал, — прогудел совсем рядом мощный незнакомый бас. От общего костра отделился здоровенный детина и, ковыряясь в зубах, неторопливо подошел. — Только все не так плохо, как ты говоришь.
Белик приметил этого великана еще раньше — в основном из-за громадного роста и широченных плеч, про которые в деревнях метко говорят: косая сажень. Чем-то он походил на вставшего на дыбы медведя — такой же здоровый, заросший почти до бровей. Даже ходил вразвалочку, неуклюже переваливаясь с боку на бок. Но при этом носил на плече секиру столь внушительных размеров, что в его присутствии хотелось невольно присесть, лишь бы не попасть под горячую руку. А ладонь у него, кстати, была пошире, чем иная наковальня. Его из-за этого так и звали — Молот.
— Я вот слыхал, что перворожденные законы чести блюдут, — пробасил великан.
— Когда им выгодно, может, и блюдут, — тихонько фыркнул Белик, а Аркан с рыжим скептически переглянулись. — Но у них понятие чести с нашим изрядно разнится. Иногда даже настолько,
