— Ты не там ищешь, — бросил он, обращаясь ко мне.
— Не смей! — вновь проявила себя Гвиана. — Да если кто-нибудь узнает, что я позволила кадету это прочесть, меня развеют!
— То есть потенциальное наказание за укрывательство пирата тебя уже не волнует? — сыронизировал Флинт. — Существуй спокойно, Аночка, никто не может тебя развеять. Кроме меня.
Я буквально услышала, как душа скрипнула несуществующей челюстью и затопала ногами в бессильной ярости. Точнее, не совсем бессильной, как оказалось спустя несколько секунд. Книги со стеллажей стали стремительно падать, странным образом целясь прямо в голову Флинту. Тот без особых усилий успевал уклоняться, а когда эта суета ему надоела, взмахнул рукой, заставив «оружие» Гвианы зависнуть в воздухе.
— Ненавижу, — прошипела она. — Как же я ненавижу тебя, Флинт! Пусть тебя ши на кусочки разорвут и скормят чернозубым акулам вместе с дырявой посудиной, которую ты зовешь кораблем!
Проигнорировав выпад, Флинт коснулся корешка еще одной книги, после чего послышался легкий скрежет. Одна из полок внезапно выехала вперед, затем в сторону, открыв спрятанный за ней тайник.
Пока все это происходило, я сидела в некотором ступоре и не знала, что делать. А когда пират, достав из тайника увесистый талмуд, направился ко мне, отступать было поздно. Да и перехотелось, как только я увидела обложку стремительно приближающейся ко мне книги. Надпись на темном переплете была сделана на древнем кратфаге, который сейчас использовали маги первой ступени для сотворения самых сильных заклинаний.
Неужели книга такой ценности хранится прямо здесь? А впрочем, эта крепость как раз наиболее подходящее для нее место.
Когда Флинт опустил передо мной талмуд и встал рядом, во мне боролись противоречивые чувства. Я до безумия хотела заглянуть внутрь, но наравне с этим желанием испытывала панический ужас. Сейчас в шаге от меня находился пират, за голову которого сулили золотые горы. Это ведь не шутки! Если кому-нибудь станет известно, что мы с ним встречались, я без суда и следствия разделю с ним же виселицу!
— Что вам от меня нужно? — решилась спросить, мысленно отругав себя за дрогнувший голос.
— Читай, синеглазка, — ровным тоном велел Флинт, указав на книгу. — Страница сто двадцать четыре.
От его обращения я внутренне вздрогнула. Синеглазка почему-то вызвала ассоциацию с синеводкой, что было довольно странно. Рыбой меня еще не называли…
В схватке со страхом победу одержало любопытство, и я с трепетом прикоснулась к прохладному переплету. С не меньшим трепетом открыла фолиант, тут же ощутив чуть горьковатый запах старинной бумаги.
Первым, что я увидела, когда открыла нужную страницу, был рисунок, где изображались восемь ундин. Они, взявшись за руки, стояли вокруг высокого постамента, окруженные сияющими водными коконами. Судя по фону, ундины находились в какой-то пещере, хотя я бы не взялась это утверждать. Но самое удивительное, что сразу бросилось в глаза, — это лежащий на постаменте большой кристалл в форме цветка хризантемы.
Под картинкой имелась надпись, из которой я не разобрала ни слова. Вся книга была написана на кратфаге, который, естественно, был мне неизвестен.
— Но я не понимаю, о чем здесь говорится, — разочарованно проговорила я, подняв глаза на возвышающегося надо мною пирата. — Это древний язык.
Флинт в деланой досаде покачал головой:
— Какая жалость. В таком случае ты не сможешь узнать о своей матери.
Было сказано таким тоном, что сомнений не осталось: он ее знал. Хорошо или плохо, лично или заочно — не важно. Как бы то ни было, мог мне о ней рассказать!
Это открытие вытеснило страх, заставило забыть, что передо мной пират, чье имя гремит над всем Сумеречьем. Не задумываясь, я резко вскочила с кресла и взволнованно спросила:
— Вы с ней знакомы, так ведь? Прошу, расскажите, что знаете, для меня это очень важно!
А ведь прежде я была уверена, что маленькая, ждущая по ночам маму девочка давно выросла. Что больше ей не хочется искать ту, которая бросила своего ребенка и ни разу не дала о себе знать…
Флинт едва заметно усмехнулся и, подхватив пальцами кончик моей косы, произнес:
— Я бы и рад, синеглазка, но не могу.
— Почему? — спросила я, не обратив внимания на его фривольный жест.
— Твоя драгоценная мамочка взяла с меня клятву. Не то чтобы я никогда не нарушал данного слова, но клятва была магической. А я, знаешь ли, очень ценю свою жизнь.
И все-таки это правда. Они действительно знакомы… но как?! Что общего может быть у моей мамы и легендарного капитана пиратов?
— Я дал тебе прекрасную подсказку, синеглазка, — произнес Флинт, и я поняла, что так раздражало Гвиану в сокращенной «Аночке». — Но, пожалуй, дам еще одну. В Сумеречье есть та, кто может ответить на твои вопросы. Верховная жрица дроу. Но идти к ней все же не советую. Лучше разберись в содержимом этой древней рухляди. — Он кивнул на раскрытый фолиант, после чего возвел глаза к потолку: — Не желаешь помочь синеглазке, Аночка? Ты ведь как никто другой знаешь кратфаг.
— Я тебе не Аночка! — в очередной раз взорвалась потерянная душа. — И никому помогать не буду, катись ты к глубинной матери!
— Какая ты, однако, грубая женщина, Аночка, — продолжал трепать ей нервы Флинт.
Явно пребывая на краю неудержимого бешенства, Гвиана выпалила:
— Да по милости некоторых женщиной я так и не стала!
Она тут же осеклась, и в библиотеке повисла тишина. Вот прям абсолютная, ничем не рушимая тишина.
А потом эту тишину разорвал неприлично громкий смех пирата. Меня эмоционально бросало из стороны в сторону похлеще всякого шторма. Кайер Флинт — тот самый Кайер Флинт, головная боль морского флота и всего королевства в целом сейчас стоял прямо передо мной и как ни в чем не бывало откровенно ухохатывался!
Это уже где-то за гранью Глубины и Поднебесья…
Я смотрела на него, смотрела… и вдруг решила испытать удачу. Даже не знала, откуда вдруг взялась эта отчаянная смелость и наглость, но, вероятно, их породила недремлющая совесть. Мне так и вспомнились маленькие черные зверюшки, брошенные
