– Клянусь кровью Спасителя, в ту роковую ночь все произошло именно так, как я вам рассказал, и моя честь не замарана смертью невинных. Скажу более, пан Радзивилл, мне импонируют ваши стремления к наведению порядка в стране путем установления единоличной власти суверена, пусть даже в отдельном Великом княжестве, ибо краковский бордель за полгода мне доказал – посполитое государство не выживет. Конечно, не вполне разделяю ваши методы, но кто я такой, чтобы вас учить…
– Это верно.
– Расскажу одну маленькую подробность. Вы, надеюсь, обратили внимание, что участие Радзивиллов в комедии «похищения» с поджогом собственного дома не стало достоянием молвы. А ведь среди сгоревших, как я узнал, был один шляхтич. Пусть захудалый, безземельный, всех богатств – порты, сабля и две дюжины поколений именитых предков, сплошь покойных, но тем не менее настоящий шляхтич. И когда нелепая Люблинская уния уйдет в историю, а Радзивиллы начнут претендовать на виленский трон литовской державы, тот случай может нехорошо повлиять на распределение голосов в избирающем Великого князя Сейме.
Он вскочил как ужаленный, забыв про суставы.
– Вы смеете мне угрожать?! В моем доме?!!
– Ни в коей мере, – я даже позу не переменил, продолжая потягивать его вино. Кстати, дорогое и изысканное, под стать обстановке дома. Говорят, убранство их Несвижского дворца оценивается дороже, чем может себе позволить посполитая казна за целый год. – Наоборот, я подчеркиваю, что не желаю вам навредить. Франция расколота на сторонников католического короля, гугенотов с Наваррой и приверженцев герцога де Гиза, поэтому слаба и виляет хвостом перед Испанией и Нидерландами. В Речи Посполитой я вижу еще более печальную картину, самые здоровые силы – на востоке. Франции нужен союзник в лице крепкой Литвы, а не аморфной республики.
Он присел. В глазах магната ни капли тепла, ни капли доверия. Все равно счел мои слова о сгоревшем на пожаре шляхтиче шантажом. Но беседа вышла из тупика.
– Допустим. Не знаю, что за недуг вас свалил, но лучшее решение – уходите со службы Хенрику и возвращайтесь в Париж.
– Возможно, я вас удивлю, но мне начинает здесь нравиться. На востоке, на границе цивилизованного мира, есть какое-то очарование фронтира. Отношения более прямые и честные, даже с учетом интриг. Если позволите, повременю.
– Послушайте совета: не слишком долго. Вас убьют.
– Не обязательно, если лично вы настоятельно посоветуете друзьям придержать сабли. Конечно, я не бессмертен. Но прихвачу с собой пяток-другой шляхтичей, да и самому умирать неохота… Так как решить эту проблему?
Пауза повисла надолго. Литовец успел осушить два бокала вина, обильно заедая мясом. То есть делал именно то, что особенно не рекомендуется при подагре.
– У вас даже нет графского титула, – вдруг уточнил он.
– Только баронский.
– При этом полны амбиций, печетесь о судьбах целых государств. Не скрою, де Бюсси, для меня в эту минуту вы совершенно бесполезны. Но в жизни случается разное. Вдруг пригодитесь. Во-первых… – он снова задумался, а я оценил его привычку все каждый раз нумеровать и раскладывать по полочкам. – Сообщайте об увиденном и услышанном в Вавеле, пока вас оттуда не выдворили. Например, через старейшего слугу, его зовут Ежи.
Да, тот самый, что открыл дорогу к подрывнику-любителю.
– Думаю, это и в интересах Хенрика – чем больше стороны знают друг о друге, тем больше доверия. А что во-вторых, пан Радзивилл?
– Во-вторых, не провоцируйте. Наступят вам на ногу – извинитесь, что поставили ногу не там, где следовало. В речах аккуратнее. И не усердствуйте за карточным столом.
– Будьте уверены, я понял.
– И третье. Я не вправе, невзирая на весь авторитет Радзивиллов, просить панов отказаться от вековых традиций чести и мщения за родственников. Я лишь посодействую, чтобы вас не тревожили год. Если сумеете ужиться с нами – живите и дальше. А если кто-то из самых настойчивых все же захочет через год скрестить с вами сабли – бейтесь. Но это уже не будет травлей дикого зверя.
– Большего я и не мог ожидать, ясновельможный пан.
– Если Хенрик придумает для вас что-то вроде почетной опалы, например – представительскую должность в отдаленном городе, я найду вам применение. Более не задерживаю.
– До видзення, пан Радзивилл.
За окнами стемнело. Мог бы и ночлег предложить!
А почему бы не пухленькую служанку заодно, одернул я себя. Обнаглел! И без этого магнат проявил больше любезности, чем можно было ожидать. Конечно, Сиротка полон коварства. Угроза растрезвонить про сгоревшего пана, очевидно, заставила его обдумать идею избавиться от меня наверняка и как можно скорее. И гонцы с письмами о моем временном иммунитете вряд ли поторопятся, полудюжина поляков запросто где-нибудь подкараулит.
Ночь! Помоги добраться до Вавеля незамеченным. Там уж точно придется отлежаться до выздоровления и получения новостей.
В качестве последней неприятности дворцовая стража отказывалась пропустить меня внутрь. В хламиде, без шпаги и на дрянной лошадке я ничуть не де Бюсси… Сжалились, в итоге. Не буду Бога гневить, на сегодня все закончилось благополучно. Пока благополучно.
Глава пятая
Партия
Во мне пропал знатный педагог. Еще можно так сказать: кто не умеет сам, тот учит других.
– Павел, не торопись! Это я закрываю рубашки карт. Местные не приучены. Видишь – на трефовом короле уголок дважды загнут и чуть надорван. А даму пик мы накололи иголкой, на просвет заметно. Никогда не делай ставку без попытки увидеть или хотя бы угадать карты соперника.
Воевода ерзал на деревянном стуле. Я срисовал у него десятку, валета и даму одной масти, а также готовность поставить саму жизнь на полученную комбинацию. Мои карты слабее. Но нельзя бросаться в омут с головой, глядя только на расклад в собственной руке! Тем более покер-фейс здесь пока не прижился, многое читается по лицу противника.
– Холера ясна! Так что, сеньор, не ставить?
– Думай! Что видишь у другого игрока? Его гримасы. Движения рук. Потливость. Лихорадочное возбуждение. Я тебе подсказал, у меня дама и король, с ними тоже есть сочетания. Ставлю пятьдесят грошей.
Он пасует, мы раскрылись, Ногтев стукнул себя ладонью по молодецкому лбу со звоном подковы о мостовую.
– Я же выиграть мог…
– Почему же не выигрывал? Я тебя обманул, испугал, будто у меня карта сильнее. Пятьдесят грошей – невесть что, но твою троицу убил.
Вчера смоленский детинушка возмущался, считал мои ухищрения жульничеством. Тогда я повел его в шинок, где обычно играли купцы, следовавшие через Люблин транзитом, те мухлевали еще более нагло, но не слишком умело. Я подсел и быстренько облегчил их мошну на двенадцать злотых, затем ретировался под прикрытием
