Гудрун сдержала улыбку, потому что улыбаться сейчас было бы неправильно, но она видела, что ее слова достигли цели. Теперь даже воины из Рагнарова хирда перестали думать об убитом как об одном из них. Гудрун видела их лица и понимала, что они думают. А думали они о том, какой позор навлек на них убитый.
Гудрун знала: они с Заррой слишком красивы, чтобы настоящие воины обвинили в этом позоре их.
Гудрун знала: никто из них не отказался бы заполучить ее на свое ложе. Но ни один из них не бросил бы ей в спину топор. Это всё равно что сжечь чужой корабль только потому, что он слишком красив.
На сей раз Рагнар не стал ее торопить, и после паузы Гудрун продолжила сама:
– Он бросил топор ей в спину, но промахнулся, попал в своего брата и убил его. Это всё.
О том, что Зарра убила второго, она говорить не стала. Речь сейчас шла только о старшем брате.
Гудрун смиренно склонила голову, ожидая Рагнарова решения.
Она знала, что сказала все правильно. И закончила правильно: тем, что не Зарра убила хирдмана, а его собственный брат.
Конунг молчал. Буравил ее глазами. Если думал смутить, то зря. После всего, что с ней было, у Гудрун остался только один страх: потерять кого-то из родни. Вот Зарру, что стоит за ее спиной. Или ребенка, которого та носит во чреве. Все остальные страхи в ней сгорели, когда она потеряла первенца.
А Рагнар-конунг… Он страшен для врагов, но для Сёлунда он – закон и защита. А еще он умен и чуист. И на войне, и дома. Вот и сейчас безошибочно уловил слабое место в стене щитов, которую выстроила Гудрун.
– Что именно сказала моему хирдману младшая жена твоего мужа, женщина?
– Я не помню точно… – попробовала уклониться от ответа Гудрун.
– Кто помнит? – Рагнар обвел тяжелым взглядом толпу свидетелей.
– Я помню!
– И я!
– Я тоже!
– Ты говори! – Толстый крючковатый ноготь Рагнара указал на первого.
– Он спросил: есть ли у нее мужчина, а она в ответ спросила, не хочет ли он заменить ее на брачном ложе? – радостно сообщил бонд-свидетель.
Взгляд Рагнара вновь уперся во второго:
– Так было сказано?
– Нет! – мотнул головой тот. – Твой хирдман не спрашивал, есть ли у нее мужчина. Он схватил ее и сказал: ты будешь моей. Не знаю, есть ли у тебя мужчина… И тут эта женщина перебила его и сказала: ты что же, хочешь его у меня отбить? Так у тебя не получится. Он не из мужеложцев.
Этот второй был не из бондов. Одет небедно, с хорошим мечом у пояса. Взгляд опытного моряка. Но не викинг. Купец, наверное.
– Продолжай, Облауд, – потребовал Рагнар.
«Конунг знает его, – подумала Гудрун. – Хорошо. И этот Облауд, похоже, на нашей стороне».
– После этих слов твой хирдман отпустил женщину и сказал, что убьет ее мужа за такие обидные слова. Но тут же добавил, что не станет драться с ее мужчиной, если она немедленно ему отдастся.
– Хотелось бы мне взглянуть, как бы этот дурень подрался с Ульфом Хвити! – раздался веселый голос.
Все оглянулись: что за храбрец решил вмешаться в Рагнаров суд?
Ну да. Этому можно. Рагнаров сын Бьёрн Железнобокий. Вместе с другим сыном, Иваром, и несколькими хёвдингами, они вышли из дома поглядеть, что случилось.
Ивар заметил Давлаха и подозвал его: узнать, что происходит. Но чуть раньше он встретился взглядом с Гудрун и кивнул ей.
Вот теперь Гудрун стало совсем спокойно.
– Да что там смотреть! – высказался один из Рагнаровых хёвдингов. – Ульф отрезал бы ему уд и скормил собакам. Вот и весь хольмганг!
– Выбирай слова, Бычья Кость! Ты говоришь о нашем хирдмане! – рявкнул Рагнар.
– Брось, Лотброк! Этот вороний корм стал нашим хирдманом сегодня утром. Я сам принял его в хирд, потому что он был здоровенный и быстрый, так что я подумал: такой нам пригодится, когда мы пойдем потрошить англов.
– То-то мне он показался незнакомым, – проворчал Рагнар. – Но я думал, это потому, что ему морду разворотило. Но ты, Бычья Кость, тоже виноват! Взял под мое знамя человека, который позволил бабе себя убить.
– Ну, положим, убила его не баба! – смело вмешался в разговор Облауд. – Так метнуть топор – это мужская рука нужна. – Но баба тоже молодец! Охолостила его, как поросенка!
– А нечего чужих жен хватать! – поддержал кто-то из хирдманов.
Поднялся шум, но уже не такой, как вначале. Слышно было, что большая часть теперь – на стороне женщин.
– Тихо! – рыкнул Рангар, и шум стих.
– Вас послушать, так это не мне, а я должен верегельд платить, – недовольно проворчал конунг. – Мой человек мертв. И виновны в этом они! – палец Рагнара указал на девушек. – И молчите все! Если бы они шлялись не одни, а со своим мужем, никто бы к ним и не сунулся! А кто моего человека погубил, тот наказания не избежит!
– Знаешь, отец, а мне жаль, что этот болван так легко умер, – задумчиво произнес Ивар. – Он ведь не на жену Ульфа Свити руку поднял. Он на нашу власть посягнул. Разве мы с братом, – он кивнул на Бьёрна, – ходим по Роскилле и хватаем всех девок, что нам понравятся?
– Да тебе б и так никто не отказал! Да и Бьёрну… – начал кто-то, но Ивар глянул на болтуна, и тот осекся.
– И мы этого не делаем не потому, что какой-то там муж может встать у нас на пути, у нас-то на пути никто не встанет, а потому что есть Закон. И Закон этот – ты, отец. И он – с каждым, кто на нашей земле живет и чтит твою власть. Так что если бы этот дурень сделал, что хотел, я бы не отдал его Ульфу Свити. Честь жены стоит дорого. Но честь конунга, твоя честь, отец, моя честь, и его, – кивок в сторону Бьёрна, – она подороже женской. И мы спросили бы за нее полную цену, и преступник не ушел бы в царство Хель раньше, чем заплатил всё сполна.
– Ивар прав! – подтвердил Бьёрн, приосанившись. – Одно дело, когда в бою кто-то на тебя руку поднял. Тогда что? Убил, да и всё. А когда на нашей земле, да еще на жену достойного человека, тогда это уже
