– Когда доберусь, перебросьте мне припасы. – Она приближается к мостику, около которого стоит Хоуп, и с усмешкой повисает на канате. – Я в детстве каждое лето в лагере упражнялась.
Внимательно наблюдаю, как Алекса продвигается вперед, чтобы вскоре самой повторить ее действия. Зацепившись за канат здоровой ногой, она хватается за него руками и подтягивает тело – вроде бы ничего сложного. Когда Алекса добирается до цели, мы бросаем ей кофту, «Хейвенвотер» и фляги. Полет не переживают несчастные кузнечики, вывалившиеся из кармана. Затем мы аккуратно передаем Алексе копья.
Приходит черед Хоуп. Двигается она не так ловко, как Алекса, да и не столь проворно, однако вскоре достигает другой стороны в целости и сохранности.
Подвесные мосты, вероятно, не мой конек. Кое-как цепляюсь за канат, который будто норовит разрезать меня пополам. Изо всех сил подтягиваюсь, хотя голую кожу ног печет от трения. Все дело в руках, в равновесии. И самовнушении, а смотреть я могу только вниз. Во рту пересыхает. Ладони становятся липкими от пота.
– Если что – переворачивайся вверх ногами! – подбадривает меня Алекса. Странно видеть ее в роли эдакого чирлидера. – Скрести лодыжки над веревкой, повисни как обезьяна! Тогда сможешь по полной программе использовать ноги!
Колеблюсь, пока мышцы не сводит от боли, а ладони не начинают скользить. Если бы кто-нибудь воспользовался тем же методом у меня на глазах, мне было бы немного спокойнее, но увы. Впрочем, в таком случае я хотя бы смогу смотреть в небо, а не высчитывать, сколько пролечу до земли. Значит, и пытка эта быстро закончится.
– Ладно! – кричу я.
Скрещиваю лодыжки, позволяю себе перевернуться. Отцовское кольцо выскальзывает из-под рубашки, цепочка давит на шею, душит. Сила тяготения упорно манит упасть в ее жесткие, шероховатые объятия. Я стискиваю зубы и выжимаю из себя все, что имею, иначе я потеряю все, что имею. Канат раскачивается, пальцы дрожат… но вот уже Алекса и Хоуп помогают мне подняться на ноги.
Последние два мостика – просто сказка по сравнению с кошмаром, который был до них, и наверх мы буквально взлетаем.
– Ребята… – произносит идущая впереди Хоуп и замолкает.
Но мы с Алексой не нуждаемся в объяснениях.
Мы его нашли.
Храм.
23
Он состоит из поросших мхом камней, неотесанных, но изящных. Стены украшены замысловатой резьбой: арки, геометрические узоры, напоминающие руны или символы. Некоторые просто огромны, и можно подумать, что фасад сверху донизу покрыт объемными изображениями обитателей джунглей.
Храм очень древний, такое ощущение, что его создатели давным-давно умерли. Некоторые части строения оказались способны выстоять в схватке с силами природы, а другие… постепенно рассыпаются. Например, справа несколько колонн лежат в руинах, оплетенных голодными лианами.
Я бы, наверное, назвала храм самым прекрасным из всего, что мне доводилось видеть. Корни деревьев оплетают ступени и удерживают фундамент, словно длани Творца. Идеальные орнаменты поражают воображение: сложно представить, что их нанесла рука человека, а не машина, – но мне не по себе от того, что он до такой степени искалечен и заброшен.
Мы огибаем сооружение, ищем следы монахов, которые, по идее, должны жить неподалеку.
– Эй! – зову я. – Кто-нибудь!
– Финнли? – Голос Хоуп отражается эхом от стен. – Ты здесь? Эй!
Никто не выходит нам навстречу. Могло бы быть и хуже. Никто не выходит, чтобы нас убить.
Мой отец не лжец, повторяю я. Скрытые среди папоротников храмы, выстроенные из камней и тайн.
Мы обнаружили храм. И папоротники, и каменные глыбы.
А что касается тайн… Если б только они сразу бросались в глаза!
Я смотрю на широкие колонны, образующие арочные пролеты. Делаю глубокий вдох, сглатываю страх, который начал постепенно подкатывать к горлу.
– Здесь, должно быть, вход.
Но, если честно, сейчас я совсем не спешу. Если бы нас хотели здесь видеть, то уже бы поприветствовали. Верно?
Никто из нас не делает и шага. Хоуп, как и я, терзается сомнениями.
Алекса вспыхивает:
– Да ты издеваешься?! – Она пинает колонну, и с той слетает облачко пыли. – Ты что, до сих пор серьезно веришь, мы добрались до Убежища? У тебя крыша поехала, Иден. Тот, кто жил на острове, явно на этом свете не задержался. Может, они умерли от истощения? Ты забыла, что нам пока еще не попадался ни один зверь? Мы даже ни единой рыбы в воде не заметили! Тебе это не кажется каким-то подозрительным?
– Да, – соглашаюсь я, помедлив. – Признаю, странно.
И почему все, что происходит на острове, невозможно объяснить разумно?
– Понимаешь, к чему я клоню? – продолжает Алекса. – Что мы будем есть? Я уже с ума схожу от голода…
Хоуп ловит на ближайшем камне кузнечика и сует ей в лицо:
– Проголодалась?
– Хватит! – сердится Алекса и пинает очередную колонну. – А наш поход вообще сплошной провал. По-моему, ясно, что Финнли просто хотела свалить от нас подальше, а не прятаться в развалинах.
– Идти с нами было необязательно, – говорю я, с трудом сдерживая бурлящее возмущение.
Не думаю, что Алекса сейчас искренна на сто процентов, поэтому пытаюсь ее подловить:
– Если ты не верила, что мы найдем ее возле храма, то почему не осталась на пляже?
– Ага, как будто вы бы мне позволили!
Хоуп, не дожидаясь нас, шагает к аркам.
– Давайте осмотримся на месте, – произносит она.
Ее хвост растрепался, стал грязным, перепачканные штаны она закатала до колен. Но в душе она гораздо выносливее, чем кажется.
– Финнл… а-ай! – вскрикивает Хоуп, отскакивая назад.
Мы с Алексой бросаемся к ней. Голень Хоуп пересекает тонкая горизонтальная полоска крови, хотя рядом нет ничего острого.
Достаю из кармана лоскут ткани, которой мы отмечали путь.
– Держи, вытри кровь. Пусть ссадина затянется, а в лагере мы промоем ее кипяченой водой.
Умалчиваю о том, как быстро в таких местах можно занести инфекцию. Почему я не догадалась захватить спички?
– А где именно это случилось? – спрашиваю я, и Хоуп показывает.
Нахожу на земле несколько длинных листов, похожих на те, из которых я плела подстилки. Взмахиваю одним на уровне царапины Хоуп… и что-то с шипением разрезает лист пополам.
– Нехорошо, – бормочу я.
– Ага, – соглашается Алекса.
Она стоит у стены, указывая на вырезанный на камне рисунок – тот, что поменьше. Присматриваюсь… и внутри меня что-то обрывается.
Не заметить волчью морду среди прочих узоров легко. Ее изобразили в том же стиле, что и остальные фигуры, спрятали на изукрашенной поверхности, чтобы она ничем не выделялась. Но она слишком похожа на ту, что вытатуирована на запястье Алексы… и размещена на каждом углу в моем родном городе. Это не совпадение.
– Остров, по идее, нейтральная территория, – говорю я.
И наверное, он может таковой оставаться. Однако я не задумывалась, что Убежище, помилование, мир и нейтралитет будут иметь столь покинутое обличье. Я верила, что это место окажется дальше от тех, кто отобрал у нас покой. Что здесь меня ждет процветание. Что слова моего отца приведут нас к свободе.
Я просто надеялась.
Алекса качает головой.
– Классический
