– Ну, – Косарь пожал плечами, – самая идиотская версия гласит, что во время бурения геологи наткнулись на древнее кладбище, я не очень вдавался в подробности, потому что версия эта не выдерживает никакой критики.
Мы с Греком переглянулись.
– А вторая версия?
– Да они все примерно одинаковые. – Он положил руку на набалдашник своей трости, и только тут я заметил, что на левой руке у него нет среднего пальца – лишь короткий обрубок, одна фаланга из трех. – Все версии утверждают, что геологи во время бурения что-то там нашли: залежи алмазов, сокровище, скелет динозавра, бомбоубежище, ворота в ад, портал в другое измерение.
– А как все было на самом деле?
Косарь вздохнул.
– На самом деле всему виной время. Наш проект уже находился в процессе реализации, два пруда были готовы, а потом оказалось, что несколько заводов в Советском Союзе уже запущены и уже производят трубы. Это сильно облегчило задачу инженерам, проект был переделан буквально на коленке, и после перерасчета стало ясно, что третий пруд, или Третье озеро, называйте как хотите, больше не нужен.
– Но если он был не нужен, тогда почему вы не поменяли номера? Почему четвертый пруд не сделали третьим?
– Проект был уже готов, во всех сметах и документах значились именно эти номера прудов. И мы, инженеры, именно так их между собой и называли, и как-то так получилось, что названия просто прижились, и мы не видели никакого смысла в том, чтобы менять их.
– Но ведь третий пруд действительно начали копать-нет?
Косарь покачал головой:
– Об этом мне ничего не известно. Я принял проект в тот момент, когда надо было копать четвертый пруд, в том месте, где на плане было написано «четвертый пруд», мне сказали «Копай!», и я сказал «Так точно! Здесь будет четвертый пруд».
Вдруг на столе задребезжал будильник, Косарь бросил взгляд на циферблат – 19:30.
– Вам пора, – сказал он.
– Но мы ведь только…
– В другой раз. У меня дела.
– Хорошо. Мы придем завтра.
– Нет, не завтра. В другой день.
Грек начал складывать карту.
– Можно я схожу в туалет? – вдруг спросил он. – Я быстро, правда.
Косарь посмотрел на часы, он явно нервничал.
– Хорошо, только быстро. – Грек подскочил с дивана и огляделся.
– Коридор, последняя дверь налево, – подсказал старик.
И мой друг, пританцовывая, убежал в коридор.
Косарь поднялся и начал торопливо убирать со стола. Я бросился помогать ему.
– Торт можете забрать, – сказал он, – я не ем сладкое.
– А где туалетная бумага? – раздался приглушенный крик Грека из туалета. – А, все, нашел.
Затем – звук смыва в унитазе, шелест воды в раковине и щелчок двери.
– Извините, что так долго. У меня проблемы с пищеварением.
* * *Мы попрощались со стариком и вышли на улицу.
– Иди спокойно, не оборачивайся, – сказал Грек, – веди себя естественно. Скорее всего, он смотрит на нас из окна. Сейчас зайдем за свинарники и спрячемся в поле.
– Зачем? Я думал, мы закончили.
– Пффф… мы еще даже не начинали. Когда он уйдет, мы вернемся.
– Мы – что?
– Тихо ты, я же сказал: веди себя естественно. У него в туалете есть маленькое окошко. Я открыл шпингалет и подложил карандаш между рамой и подоконником, чтобы оно не закрылось.
В животе у меня словно завязали морской узел.
– Мы не можем. Это незаконно.
Мы зашли за свинарники и одновременно рванули в сторону пшеничного поля, так, словно за нами спустили гончих. Затаившись в зарослях озимой, мы легли на холодную землю.
– Как в той книге, – сказал я, – «Над пропастью во ржи». (На самом деле, конечно, ничего похожего тут не было, и книжку я так и не дочитал, а вспомнил о ней сейчас, чтобы казаться умнее.)
– Это не рожь, это пшеница, – сказал Грек. – Так, слушай сюда: сейчас Косарь пойдет на почту, я засекал время – вернется он только через сорок минут, в двадцать двадцать, понял-нет? У нас полно времени.
– Знаешь, мне кажется, это плохая идея.
– Это не плохая идея, это ужасная идея. Но это единственная идея. У тебя есть идея получше?
– Да.
– Какая?
– Не делать этого.
– Пффф, «не делать» – это не идея. Мы обойдем дом, ты подсадишь меня. Расслабься ты, мы ведь не обокрасть его собираемся, я просто хочу полистать его бумаги, он ведь пишет письма каждый день, там должны быть черновики или типа того-нет?
– И все же я…
– Тихо. Пригнись. Он идет.
– Зачем мне пригибаться? Я и так лежу на животе во ржи.
– Это пшеница. Тихо.
Темнело, воздух наполнился гулким стрекотом сверчков, мы смотрели вслед уходящему Косарю.
– Идем.
Грек достал свой карманный фонарик. Мы вернулись к дому и стали обходить его по часовой стрелке.
– Вот.
Пятно света остановилось на небольшом окошке, на высоте где-то два с половиной метра.
Он взял фонарь в зубы, как кубинскую сигару, и повернулся ко мне:
– Подшади мея.
Я сложил руки в замок, и Грек, опершись мне на плечи, потянулся вверх. Он зацепился пальцами за край окошка и поднялся как-то очень ловко, влез туда, буквально втянулся, как змея – в нору.
– Я внутри, все отлично. Если что – свисти!
– Но я не умею свистеть, – отозвался я.
– Что?! – Голова Грека появилась в окошке. – В смысле, не умеешь?
– Ну, вот так.
– Как можно не уметь свистеть? Все детективы должны уметь свистеть, это часть профессии!
– Иди в жопу. Не умею – и все.
– Ладно, не важно, нам в любом случае нужен какой-то позывной. Сигнал об опасности. Обычно используют свист, но ты же не можешь просто закричать.
Я лихорадочно соображал, и тут меня осенило:
– Ой, слушай, я ведь умею изображать пьяного селезня.
Грек удивленно смотрел на меня сверху вниз. Только голова в небольшом прямоугольнике окна – как диктор в телевизоре. Он поднял руку и посветил фонариком мне в лицо.
– Повтори-ка.
– Ну, я умею изображать пьяного селезня. Мой дедушка однажды напоил уток пивом, и они очень смешно крякали, и я так хорошо научился им подражать, что они даже приняли меня за своего.
Он выдержал паузу, покачал головой.
– Я хочу официально зафиксировать этот момент, потому что это самое странное признание из всех, что я когда-либо слышал.
– Мы теряем время, – сказал я. – Уже девятнадцать пятьдесят пять.
– А, ну да. Хорошо, просто давай договоримся уже насчет сигнала тревоги. Издай какой-нибудь звук.
Я набрал воздуху в легкие и издал несколько крякающих звуков.
Кряки мои звучали так странно, что Грек сорвался, и голова его пропала из окна. Раздался грохот.
– Я в порядке! – тут же крикнул он. – Я в порядке! – И его хохочущая голова снова возникла в прямоугольнике окошка. – Я хочу сделать официальное заявление: это был самый странный позывной в истории. Мне очень понравилось. Сделай так еще раз!
Я снова крякнул.
Смех у него был очень заразительный, я тоже захихикал. Но тут же вспомнил про время, посмотрел на часы.
– Эй, уже восемь.
– Блин! Щас вернусь! Будь на стреме!
Ночь не была темной, небо как свежий лед на
