Егор
Итак, мне предложили работу. Или, точнее: сделали предложение, от которого я не смог отказаться. И я попал в Компанию, в шестой отдел.
Почему именно в шестой, спросите вы, и чем занимаются первые пять? Я задал тот же вопрос, но мне посоветовали заткнуться.
Когда мы вышли из кабинета полковника, этот гусь в черной водолазке – Иван Ильич Шумский – протянул мне визитку.
– Приедешь завтра по этому адресу. Тебя встретит парень, зовут Константин. Он все покажет. Не пропадай.
Это его «не пропадай» звучало зловеще. Я смотрел ему вслед и думал: D – это он? И вообще: неужели все это устроил D?
* * *Офис Компании (серьезно, мы так ее и называли между собой – даже в переписке – просто «Компания», с большой буквы) располагался в краснокирпичном здании бывшего завода времен СССР – ну, знаете, огромные окна, высокие потолки, гигантские дверные проемы, – все было сделано для того, чтобы человек внутри чувствовал себя маленьким и незначительным винтиком в большой машине, направляющейся в светлое социалистическое будущее. Напротив главного входа на небольшой площади какой-то памятник – трехметровый цементный куб. И никакой таблички. Никто толком не знал, зачем эта хреновина там стоит. Есть версия, что куб этот – на самом деле постамент для памятника основателю кирпично-красного завода, но 1) то ли памятник снесли во время перестройки, 2) то ли забыли установить; подробностей никто не знал, а куб так и стоял годами на площади, зарастал плесенью и мхом, огромный, серый, без опознавательных знаков. Какой-то уличный художник пару лет назад ночью покрасил куб в желтый цвет, нарисовал несколько черных дырок, как в швейцарском сыре, в одной из дыр пририсовал мышонка из мультфильма «Том и Джерри», читающего книжку с буквой «V» на обложке. Муниципальная служба смыла граффити с куба уже на следующий день, но название прижилось, с тех пор проклятый куб местные называли не иначе как Памятник Сыру, или просто ПС. Даже таксисты знали эту байку и прекрасно понимали, куда ехать, когда клиент просил довезти до ПС.
На той стороне площади, за ПС располагалась кофейня «У черта на куличках». Я не прикалываюсь – это официальное название; местные называли ее просто «У черта», а православные активисты раз в месяц устраивали акции протеста у входа, требуя сменить название на более богоугодное; протесты верующих делали кофейню еще более популярной. По сути, это была обычная хипстерская кофейня в стиле лофт: стулья, подернутые декоративной ржавчиной, индустриальное освещение, лампочки-эдисоны с изогнутыми вольфрамовыми нитями, столы из ценных пород дерева и чугунные трубы, торчащие из стен, за кассой – молодые люди с аккуратно смазанными барсучьим жиром бородами. Ничего особенно чертовского там не водилось; разве что соевое молоко и веганский бургер. Сюда меня и привел тот самый Костя после экскурсии по офису. Костя сильно выделялся на фоне хипстеров: растрепанный, бледный, в рубашке с принтом ярким и причудливым, как псилоцибиновый трип. Нижняя губа, распухшая, словно от укуса пчелы. Сперва я думал, что он ее просто прикусил случайно, но потом понял – нет, у него действительно такая губа. Всем губам губа – от нее сложно отвести взгляд.
– В офисе кофе лучше не пей, – говорил Костя, пока я старался не смотреть на его губу, – его там делают из молотых грязных носков. И это почти не шутка. А вот в «Черте» кофе что надо. Эспрессо вообще адский. В хорошем смысле. Крепкий стаф.
– Какие странные названия у вас тут. Памятник Сыру, «Черт».
– Это еще что. Знаешь, как называется здание, в котором мы сидим? Мышеловка. Бывший завод по производству мышеловок и шпингалетов. Долго пустовал, а потом его купили, переделали в лофт и стали сдавать под офисы. Но название осталось.
Именно здесь, сидя в «Черте» у окна с видом на ПС и Мышеловку, Костя и рассказал мне о том, как он сам попал в Компанию.
В конце нулевых он учился в МГУ на факультете ВМК (вычислительной математики и кибернетики) и параллельно посещал спецкурс «виртуальное зрение», затем пробился в лабораторию компьютерной графики и мультимедиа при факультете, именно там он впервые поучаствовал в экспериментах по машинному обучению и узнал о нейросетях. Сама идея алгоритма, который может переписывать сам себя и совершенствоваться без участия человека, завораживала его. Кроме того, там же в лаборатории Костя и разработал свой первый алгоритм по распознаванию лиц.
– Строго говоря, на эту идею меня натолкнул мой наставник. Он писал научную работу о программах, способных распознавать пол человека на фото. Я взял его исходный код, расковырял его и написал на его основе свой.
Алгоритм был сырой, данных мало, на тот момент у Кости просто не было необходимых ресурсов и мощностей для развития этой идеи, и он на время ее отложил.
Окончив университет, он отправил резюме в какую-то серьезную софт-компанию, типа Adobe, успешно прошел собеседование и отправился в Голландию, где три года проработал в одном из филиалов. Дома после работы в качестве хобби он продолжал совершенствовать свою нейросеть. Зарплата позволяла наращивать мощности и покупать место на серверах, и так он разработал свою первую систему распознавания – пока не лиц, но узоров на крыльях бабочек.
Костя с детства был страстным энтомологом, поэтому, работая с системами распознавания образов, он первым делом вспомнил о чешуекрылых: вручную разметил несколько сотен фотографий крыльев бабочек и начал тестировать систему – результат превзошел все ожидания, его нейросеть легко распознавала виды бабочек на фотографиях и видеозаписях, даже очень некачественных. Затем то же самое он проделал с кошками и создал алгоритм, способный по фотографии определить породу кота. Его лучший друг, Егор по кличке Не-кантовать, собрал из всего этого приложение и выложил в сеть. Тогда-то с ними и связался Иван Ильич Шумский, основатель и глава Компании.
– Он предложил встретиться и за полчаса убедил меня в том, что мой алгоритм – самое важное и прорывное достижение индустрии за последние десять лет. Ха-ха. Иван Ильич умеет толкать речи, да.
Вы, говорил Иван Ильич, будущее. У меня очень влиятельные покровители. Люди там, наверху, не дураки, они понимают, что Сеть (с большой буквы, да) растет и дает огромные возможности, поэтому они сейчас вкладывают большие, огромные деньги в технологии, в искусственный интеллект и в естественный тоже – то
