Свет этой далекой, неведомой звезды я достал из-под земли. Этот свет был теперь в моих глазах, в моих руках, и этот свет я принес в дар той, которую люблю. Сегодня было первое утро нашей совместной жизни, и мне очень хотелось, чтобы вечер нашего дня не наступил никогда.
Глава 4
День, когда остановилась земля
И вдруг нам становится страшно что-то менять…
«Хитроу» встретил нас ясным солнышком, как это ни парадоксально. Хоулленд же провожал туманом, который ассоциируется с Лондоном у всех, кроме самих англичан.
Впрочем, провожавший нас Барт сказал, что осенние туманы в Хоулленде – явление, повторяющееся из года в год. Начинаются они в конце августа и длятся чуть ли не до средины октября.
Так что ничего удивительного в таком состоянии погоды не было. А вот в Лондоне приветливо сияло яркое солнышко, что, впрочем, тоже не было удивительно для британской столицы.
Пятью днями раньше Бельмондо отбыл в свою Гвиану, увозя с собой около двухсот каратов необработанных алмазов. К тому времени у меня было еще столько же. Они хранились у меня. Не то чтобы я не доверял Пьеру, скорее наоборот, но раскладывать яйца по разным корзинам меня учили с детства. Он уже дважды перезвонил, чтобы сообщить, что у него все идет нормально. Сегодня он мог быть уже в Парамарибо, столице Суринама, который сам Бельмондо упорно называл Нидерландской Гвианой.
В течение этих пяти дней у меня образовалось немного свободного времени, и я воспользовался им для того, чтобы закончить оформление своего открытия. Кроме этого, мне не давала покоя судьба бедных Джилл и Долли. Подобная трагедия просто не может, не должна повториться в будущем. Это аксиома. Но как обезопасить людей от пагубного воздействия моей находки?
Однажды вечером меня осенило. Я исходил из того, что не знаю, как обратить воздействие ариэлия на организм вспять, не знаю, как экранировать его, но я могу, по крайней мере, сделать, чтобы последствия такого воздействия не были столь катастрофическими, как у несчастных Джилл и Долли.
Вот тут-то мне и пригодились те самые пресловутые хоуллендские кролики. К счастью, водились они здесь в великом множестве и часто попадались в силки охотников, но с точки зрения провизии были бесполезны, потому что всякий раз оказывались слишком тощими. Добывали их по преимуществу владельцы собак. Кстати, хитроумные кролики тоже старались держаться от броха подальше, и по расположению их норок, которое я зафиксировал, используя квадракоптер с инфракрасной камерой, я примерно установил зону воздействия хоуллендской астроблемы. Она оказалась ожидаемо небольшой, в виде овала, меньший радиус которого был ярдов девятьсот, а больший – раза в полтора больше. Соотнеся это с глубиной залегания метеорита, я установил траекторию его падения и точку небесной сферы, из которой он прилетел. В дальнейшем это тоже могло пригодиться.
В Лондоне мы остановились в коттедже моего двоюродного брата, жившего в Сохо и работавшего пластическим хирургом. Это была по-настоящему удачная мысль. Во-первых, недельное пребывание в Лондоне на условиях полупансиона я оплатил обычным рентгеном собственной головы. Генри об этом мечтал с того момента, когда узнал о произошедшем со мной. Почему-то ему было важно иметь рентгеновский снимок моего черепа. Мне была понятна эта страсть исследователя и испытателя. Во-вторых, брат «сосватал» мне человека, который впоследствии заменил меня в Хоулленде на врачебном поприще. Профессор Кеннет Уэлшмен весьма и весьма заинтересовался тем, что произошло со мной. А когда узнал, что где-то в Ирландии есть целый город таких лепреконов, как я, едва не взвизгнул от восторга. В итоге между ним и Хоуллендом в лице канцлера был подписан трехгодичный контракт. Профессор был немногим старше меня, очень скромным в быту и открытым человеком. Он мне сразу пришелся по душе.
Первый день нашего пребывания в Лондоне мы посвятили отдыху. Погуляли по центру, как самые заправские туристы обозрели Вестминстерское аббатство, Трафальгарскую площадь, Тауэр, затем поужинали в любимом моем итальянском ресторанчике… Даже не знаю, кто может не любить пасту карбонара? А потом опять гуляли по улицам, просто наслаждаясь обществом друг друга.
Человек безостановочно и увлеченно гонится за счастьем, но, если бы он опомнился, замедлил свой бег, оглянулся по сторонам, то заметил бы, что то, за чем он гонится, – в нем самом. Мы ставим перед собой самые разные цели – большие и маленькие – и достигаем их, но ведь настоящее счастье не в достижении цели. Мое счастье – это маленькая рука Ариэль в моей ладони. Это лучи закатного солнца, превращающие ее кудри в красное золото. Это тихий разговор ни о чем и совместное поедание горячей душистой пасты. Это ощущение ее плеча у себя под рукой, которое становится последним ощущением уходящего дня, и щекочущее прикосновение ее волос, от которого ты просыпаешься.
Увы, мы совершенно не ценим это простое счастье. Каждый день мы ставим его на кон в жизненной рулетке, стремясь выиграть больше и проигрывая последнее. Я благодарен богу, что сумел вовремя остановиться, что мое маленькое счастье оказалось мне дороже тех соблазнов, искушений и манящих целей, которые предлагал мне этот мир.
Но, чтобы это понять, мне пришлось совершить свои – и непростительные – ошибки. И первую из них (хотя, может, и далеко не первую) я допустил буквально на следующий день.
Это произошло как раз в перерыве между предварительными слушаниями по нашему иску в LCIA и запланированной мною поездкой в Лондонское королевское общество, где я должен был встретиться с несколькими своими коллегами. Я собирался проделать некоторые эксперименты, осуществить которые в Хоулленде просто не мог. Вообще-то я нуждался во многом, чего не мог себе позволить, вроде, например, аренды нейтринной ловушки. Короче говоря, мне нужно было многое, но я решил ограничиться только крайне необходимым. В конце концов, если что-то выглядит, как корова, мычит, как корова, и пахнет, как корова, вряд ли это бенгальский тигр. Но без подтверждения наличия рогов, копыт и вымени я не решался продемонстрировать эту корову публике.
Забегая вперед, скажу, что разрешение я получил и все те опыты, которые хотел провести, провел. Вероятно, за это я должен поблагодарить отсутствие толерантности и недостаток политкорректности у бывших моих коллег – они смотрели на меня сверху вниз, но при этом еще хорошо помнили те времена, когда я был одного с ними роста, а потому снисходительно жалели меня.
В один из дней я закончил свои лабораторные занятия пораньше, высвободилось немного времени, и мы с Ариэль решили перекусить, не мудрствуя лукаво, в ближайшей пиццерии. Я с удивлением отметил, что
