— Ночной локон.
— Я не знаю, что это.
— Корнеплод. Его собирают по весне, сушат на солнце и растирают в порошок.
— Значит, есть противоядие, — воскликнула Кестрель, хотя из слов Арина нельзя было сделать подобного вывода.
Он помедлил.
— Нет.
— Должно быть! Гэррани — лучшие лекари в мире. Не может быть, что вам известен яд, но вы не придумали противоядие.
— Нет противоядия. Есть только… средство, которое немного поможет выздоровлению.
— Так дайте им это средство!
Он развернул ее за плечи так, чтобы она не смотрела на ряды умирающих.
— У нас его нет. На выживших никто не рассчитывал. Эту лекарственную траву собирают осенью. А сейчас зима. Все травы померзли.
— Нет, не все! Еще не было снега. Не было мороза. Большинство растений живут до первых морозов. Энай мне говорила.
— Да, но…
— Найди эту траву.
Арин не ответил.
— Помоги ей. — Голос Кестрель надломился. — Пожалуйста.
— Это очень нежное растение. Наверняка уже ничего не осталось, и я не знаю, смогу ли…
— Пообещай, что хотя бы попытаешься, — попросила Кестрель, как будто это не она совсем недавно утверждала, что не поверит больше ни единому его слову.
— Я постараюсь, — ответил он. — Обещаю.
Арин настоял на том, чтобы отвезти ее домой.
— Я тоже могу поехать в горы, — возразила она, — и поискать вместе с тобой.
Он сухо улыбнулся.
— Сомневаюсь, что в детстве ты часами сидела над книжками по ботанике, пытаясь понять, почему у деревьев разная форма листьев.
Карета покачивалась, и Кестрель начала засыпать. Часы, проведенные без сна, давили ей на веки. Она упрямо не позволяла себе закрыть глаза. За окном сумерки уже превратились в ночь.
— У вас меньше трех дней, — пробормотала она.
— Что?
— Через три дня придет подкрепление.
Когда Арин не ответил, Кестрель озвучила то, о чем он сам наверняка успел подумать:
— Полагаю, тебе сейчас некогда бегать по горам в поисках целебной травы.
— Я дал слово, и я его сдержу.
Глаза Кестрель закрылись. Она то проваливалась в сон, то снова просыпалась. Когда Арин опять заговорил, он, возможно, и не рассчитывал, что она его услышит.
— Я помню, как сидел с матерью в карете. — На несколько секунд воцарилась тишина. Потом голос Арина зазвучал снова, медленно, мелодично, как у настоящего певца. — Помню, я был маленьким и хотел спать, а она делала что-то странное. Каждый раз, когда карета поворачивалась боком к солнцу, мама поднимала руку, как будто тянулась за чем-то. Как сейчас вижу ее пальцы, очерченные солнцем. Карета оказывается в тени — мама опускает руку. Солнце снова появляется в окне — мама поднимает руку. Как будто солнечное затмение.
Кестрель слушала, и ей казалось, что этот рассказ сам похож на затмение. Он словно погружал ее в тень.
— И перед тем как уснуть, — закончил Арин, — я понял, что она защищала мои глаза от солнца.
Кестрель услышала, как он пошевелился, и почувствовала, что он смотрит на нее.
— Кестрель. — Она представила, как он выпрямился, потом наклонился вперед. Как его лицо освещает фонарь в карете. — Нет ничего плохого в том, чтобы выжить. Можно продавать свою гордость по мелочам, главное — остаться собой. Можно послушно налить бокал вина, смотреть, как его пьют, и думать о мести. — В это мгновение он, скорее всего, слегка наклонил голову. — Ты, наверное, и во сне строишь какой-нибудь коварный план.
Повисла пауза длиной в улыбку.
— Думай о мести, Кестрель. И живи. Если бы я не выжил, некому было бы помнить мою мать такой, какой помню ее я.
Кестрель не могла больше сопротивляться усталости. Сон завладел ею.
— И еще я бы никогда не встретил тебя.
Кестрель смутно осознавала, что ее подняли и куда-то понесли. Она обвила чью-то шею руками и уткнулась лицом в чье-то плечо. Послышался вздох, но Кестрель не знала, кто вздохнул: она или тот, кто ее нес.
Потом она почувствовала, как ее несут вверх по лестнице, кладут на что-то мягкое, снимают обувь с ее ног. Теплое одеяло укрывает ее плечи, и кто-то желает ей добрых снов по-гэррански. Энай? Кестрель нахмурилась. Нет, голос совсем не похож, но кто, кроме няни, мог ей такое сказать?
Кестрель решила, что отложит эту загадку на потом, и уснула.
Конь поскользнулся на осыпи. Арин едва удержался в седле, когда животное споткнулось и уперлось копытами в землю, чтобы не упасть.
На обратном пути будет только хуже, когда придется спускаться. Арин почти целый день провел в поисках. Надежды найти растение почти не оставалось.
Наконец он спешился. Его окружали серо-коричневые скалы. На них не росло деревьев, и отсюда легко просматривался проклятый разлом, в который хлынуло войско валорианцев десять лет назад. Блеснул металл — оружие одного из замаскированных гэрранских дозорных, поставленных охранять проход.
Арин спрятался за выступом скалы, уводя за собой коня. Он затолкал поводья в щель между камнями. Его не должны видеть — а значит, нужно спрятать и лошадь.
Лучше бы он стоял там, охраняя ущелье, или хотя бы попытался придумать, как защитить свою страну.
Свою страну. Эта мысль неизменно вызывала у него восторженный трепет. За это стоило умереть. Он пошел бы на все, чтобы вновь стать человеком, которым был до Гэрранской войны. Но теперь, вместо того чтобы идти к своей цели, он продолжал испытывать судьбу. Он искал растение.
Что бы подумал Плут, если бы видел его сейчас ползающим по земле в поисках хотя бы одного вялого стебелька? От насмешек Арин бы отмахнулся, гнев он мог вытерпеть и даже понять. Но картина, которую он представил, была невыносимой.
Взгляд Плута остановится на Кестрель. У него появится еще одна причина ее ненавидеть. И чем больше Арин будет пытаться защитить ее, тем сильнее будет становиться неприязнь Плута.
Пальцы Арина совсем закоченели. Он подышал на них, спрятал руки под мышки и пошел дальше.
Нужно ее отпустить. Незаметно отправить за город, на далекую ферму, где никто даже не слышал о революции. Но что потом? Кестрель предупредит отца. Она найдет способ. И тогда вся мощь империи обрушится на полуостров — а ведь Арин не знал даже, как справиться с одним-единственным батальоном, который будет здесь в лучшем случае через два дня. Если он отпустит Кестрель, то подпишет смертный приговор своему народу.
Он зацепился мыском сапога за камень и с трудом справился с желанием пнуть его. Когда Арин продолжил идти, настойчивые мысли мучили его, каждое возможное решение влекло за собой новые проблемы, и он все больше убеждался в том, что в конце концов потеряет все. И вдруг он нашел то, что искал, — стебелек целебного растения рос на клочке земли. Кустик был совсем маленький и вялый, но Арин выдернул его с корнем, охваченный надеждой.
Когда он оторвал взгляд от своих
