— Но ваша… — Робертсон все же дотянулся до шейного платка и дернул узел. — Девушки находятся под опекой до замужества, только если являются оборотнями!
Я старательно держала лицо. Безмятежно взирала на инспектора и молилась Вдовице.
— Либо если такова воля ее родителей, — с плохо скрываемым презрением ответил грифон. — В нашем случае мы имеем и первое, и второе.
Кажется, я погорячилась радоваться. Да из меня такой же оборотень, как маг!
— Простите? — Робертсон ослабил шейный платок до предела и потянулся к верхней пуговице.
Его взгляд перескакивал с Эрика на меня. Инспектор на самом деле был испуган, будто только что подписал себе смертный приговор.
— В жилах Вивьен есть и немного крови оборотней, — спокойно пояснил Эрик.
Кожа на лице занемела от усилия казаться бесстрастной. Лишь бы Робертсон не потребовал бумаги! Лишь бы не потребовал!
— Итак, инспектор, зачем вы вызвали мою подопечную?
— А… собственно… — промямлил инспектор, — повторно снять показания… видите ли… — Глаза его забегали, он взволнованно потрогал напомаженный ус, скрутил его, портя идеальную укладку. — Случилось небольшое несчастье… протоколы и улики… закоротило артефакт… они уничтожены.
Я не знала, радоваться или рыдать. С одной стороны, теперь меня при всем желании ни в чем не обвинишь, разве что в ложном вызове полиции. С другой — никто не будет искать мага из подземелья. Фактически я осталась с ним один на один. Была лишь туманная надежда на помощь Натана или Эрика.
— Какая досада, — ехидно посочувствовал Эрик. — Конечно, мы с удовольствием вам поможем, Вивьен снова даст показания, а я прослежу, чтобы все было записано правильно. Зовите секретаря, мы торопимся!
Инспектор заискивающе заулыбался и пулей выскочил из кабинета.
— Это правда? — поспешно спросила я. — Я оборотень?
Эрик придвинулся ближе и, заботливо поправляя мне прядку, склонился к уху.
— Ты не оборотень, так как второй ипостаси не имеешь, но наша кровь в тебе точно есть. — Дыхание щекотало кожу, но желания отодвинуться не возникло. Наверное, я слишком перенервничала. — Дай им закрыть дело. Обещаю, одна ты не останешься.
Хотелось бы поверить.
— Это не просто слова. За всю жизнь я только однажды нарушил слово, и тогда от этого зависела жизнь.
— А что стало с тем, кому ты дал слово?
— Ничего. Жив, здоров, хоть и вынужден со мной общаться.
Если бы имелась хоть слабая надежда, что удастся возобновить расследование, я бы отказалась.
— Ты берешься за мое дело?
— Да.
О цене я не успела спросить, вернулся запыхавшийся инспектор в сопровождении престарелой дамы. И начался повторный допрос. Робертсон задавал вопросы. Дама записывала. Я отвечала. Эрик следил, чтобы в бумаги попали только факты. В итоге вышла банальная история с мисс, которую решили разыграть неизвестные шутники. То есть даже штраф за ложный вызов мне не грозил. Никто расследовать странное происшествие, естественно, не собирался, Робертсон этого даже не скрывал.
А как же премия?
Пару дней назад он был готов посадить меня в тюрьму, лишь бы ее получить. Или он уже ее получил? Сомневаюсь, что артефакт случайно так удачно закоротило. Неужели Робертсон откопал Вернона?
Из участка я выходила совершенно растерянная, не понимая, чего ждать от Вернона. Вряд ли он спустит мне непредвиденные траты. Значит, надо готовить бумаги и надеяться на чудо. Можно попробовать рассказать Эрику, но то, сколько он узнал о моей семье, настораживало. Но ведь он дал слово? И я ему верила, хотя разум настойчиво предупреждал, слова — это всего лишь слова, их к делу не пришьешь.
— Давай перекусим, поговорим. Знаю тихое местечко неподалеку. Там отлично кормят, — предложил Эрик, обводя взглядом заснеженную улицу.
Тонущий в белом сумраке метели день казался серым. Как и мое настроение.
— Вивьен, — грифон шагнул ко мне, приподнял пальцами подбородок, заставляя посмотреть себе в лицо, — я всегда держу слово. Единственный раз, когда я его нарушил… пропал мой племянник. Тогда я нарушил обещание не приближаться к своему брату.
— Ты же сирота? — убито прошептала я, чувствуя, как болит в груди. Как я могла ему довериться?
— Да. Но у меня есть старший брат. У нас разные отцы. Мы родились с разницей в двадцать лет. — Эрик поморщился, грустно хмыкнул. — Мать вышла за моего отца после пяти лет траура, но брат ее все равно не простил. Когда мать и отец погибли, он отказался от меня. А я дал слово, что никогда не подойду к нему.
— Прости! — виновато улыбнулась я. И тут же, осененная неожиданной догадкой, шепотом спросила, чувствуя, как снова становится пусто внутри от дурного предчувствия: — Твой брат — тоже оборотень? А в кого он превращается?
— В рысь. Да, Чад — мой племянник.
Я выдернула подбородок из его пальцев. Отступила. Почему так больно? Я ведь должна радоваться, что Эрик точно поможет. Останется рядом. Радоваться за Чада, что у него такой хороший дядя.
— Вивьен, я бы помог в любом случае.
Обычная отговорка.
Я заставила себя поднять голову и посмотреть в лицо грифона. На нем отразилось смятение — не ожидал, что я пойму.
— Я все понимаю…
— Да ничего ты не понимаешь!
Эрик рывком оказался рядом, сгреб меня в охапку, ловко обхватив одной рукой за талию, приподнял и поцеловал. Сердце испуганно замерло, а потом забилось, словно птица в силках. Запах Эрика окутал почти осязаемой пеленой. А пахнет он заснеженным лесом, остро, горько и так желанно. Ласковые прикосновения горячих губы смущали, околдовывали, пьянили не хуже крепкого вина, заставляя забыть обо всем. Словно в сказке, превращая лягушку в принцессу.
Только я принцессой никогда не стану.
Я затрепыхалась в руках Эрика, попыталась освободить голову от бережно легшей на затылок широкой ладони. Грифон поспешно отпустил. Будто тоже очнулся, словно
