Я не могу подойти.
Но ведь магам не всегда нужно подходить друг к другу?
Как работают темные маги, я не видела, пришлось импровизировать. Вспомнила об узлах заклинания. Потом о мареве отвода глаз. После нескольких безуспешных попыток увидеть колдовство ведьмы кое-как нащупала нечто, напоминающее мелкую сеть, медленно сжимающуюся вокруг друзей. А дальше поступила как настоящая женщина, представила, что моя магия — лом, которым нужно сколупнуть эту гадость. С пятой попытки сеть рассыпалась, пленники перестали синеть. Но дыхание все еще с сипом вырывалось из их груди.
С целителями я раньше сталкивалась. Вначале повторяла сложные пассы руками, затем плюнула и представила, что помогаю ребятам дышать. Слава всем богам, я им не навредила!
Пока они ловили воздух ртами, я вспомнила о фамильяре ведьмы. Худенькая девушка неподвижно лежала у выхода из зала. Русые волосы, порванное, когда-то вполне приличное платье, огромные глаза. Веки Риты слегка подрагивали. Кажется, тут моя помощь не потребуется.
Мало того что ведьма обвела их вокруг пальца, сделала как желторотых птенцов, она оставила «подарочек»! Эрик прикрыл глаза, медленно выдохнул, незаметно убирая со спрятанных в последний момент за спину рук пламя. Нельзя пугать Вивьен, для нее он опора, защита, надежда на скорое решение проблемы. Он и Натан. Чад и лиса тоже старались, но паника прорывалась — на пальцах мальчишки то и дело появлялись когти, а щенок земляной лисы изредка тихо поскуливал, жался к колодезному срубу.
Вивьен, запертая тетушкой Доротеей в колодце, старалась их успокоить. Сидящая в гнезде из розовых плетей экзотической птичкой, она волновалась отнюдь не о себе. О фамильяре ведьмы, оказавшемся милой испуганной девушкой-подростком едва ли старше Чада. О Чаде, о голодной Тьме. О грифоне с Натаном. О пострадавшем от зубов аспидов колдуне — кстати, вполне успевшем вывести яд и заворожить к демонам змей, чтобы не кусались. Об оставшихся внизу раненых. И о своей матери.
— Посмертное проклятие? Ты уверен? — Вивьен едва заметно поежилась, покосилась вниз.
Затаскивая ведьму в колодец, она не хотела ее убивать. Это сделал сам источник. То, что творила тетушка Доротея с помощью древних обрядов жнецов, изменило ее. Она могла через фамильяра-оборотня, лишенного возможности вернуть человеческий облик, выпивать источники, получая бессмертие и силы. Оказавшись внутри одного из них без нового фамильяра, она не справилась с потоком силы. Темная магия ее уничтожила. Напоследок ведьма наградила Вивьен посмертным проклятием — самым сильным из существующих — и привязала к колодцу.
— Да, посмертное, — подтвердил Ханк, помешивая варево в котелке, — не переживай, кровные узы его снимут.
Эрик надеялся, что колдун прав и мать Вивьен сможет вытащить ее из ловушки. Если не она, тогда отец, настоящий. Грифон был готов устроить его похищение, если будет необходимо, и собственноручно приволочь герцога в кишащие нечистью горы.
— Я помогу, — тихо хмыкнул Натан, похлопав Эрика по плечу.
Натана повеселили мечты грифона: связанный аки куль с мукой, герцог, которого везут к дочери. Однако маг предпочел бы обойтись без отца. Не хотел, чтобы герцог испоганил жизнь сестре, неожиданно ставшей живым воплощением мечты Уилбера. Вивьен — сильный повелитель разума, универсал, да еще и целитель.
Конечно, Вивьен надеялась, что, выбравшись из колодца, сможет найти способ разорвать связь с источником. Она прекрасно понимала: сила — это огромная ответственность. Мечтала о спокойной жизни рядом с Эриком. В этих мечтах Натану, Чаду, лисе и остальным тоже нашлось место.
Магу нравился ее вариант, и он пообещал себе, что поможет сестре воплотить его в жизнь. Насколько возможно, когда в деле замешаны жнецы и сильные мира сего. Именно поэтому Натан решил не отказываться от титула. Отец сам дал ему повод для расторжения сделки, утаив часть сведений о жнецах, но сейчас друзьям… семье мага, настоящей семье, нужен был не Натан Мерл, а герцог Александр Натан Уилбер. Только он мог оградить сестру от тех, кто попытается воспользоваться ею в своих целях. Он и лорд Эрик Дарнелл.
Кошка, рыжая и облезлая, с радостным мяуканьем вывернулась из рук Чада и подбежала к колодцу. Глядя огромными зелеными глазищами, она громко «рассказывала», как рада меня видеть. Жаль, дотронуться до Рыжки и почесать за ухом я не могла — проклятие ведьмы не пускало.
Со стороны матери радости я не заметила. Полноватая, высокая, с крупными чертами лица и сильными большими руками, она ничуть не изменилась. Разве только волосы, выбившиеся из-под платка, перекрашены в иссиня-черный цвет, кожа заметно смуглее, да и глаза стали почти как у Ханка.
Позади топтался мужчина, которого я много лет считала отцом. Колдун нашел его замурованным в одной из стен катакомб после того, как победил мою мать. Тоже темноволосый, без усов, он выглядел непривычно молодо.
Мать, быстро оглядев меня, сидящую в гнезде из розовых плетей над колодцем, подошла к колдуну. Стянула перчатку и отодвинула рукав полушубка, открывая запястье.
Я не ждала извинений, но на душе стало гадко. Магия, которую подстегнули эмоции, обострила чувства, в том числе новые, непривычные. Я с удивлением улавливала обрывки мыслей матери, осколки ее мечтаний.
Она сожалела, что я оказалась здесь. Хотела вернуться обратно и не заключать сделку с Верноном. «Отец», к моему удивлению, думал так же. Они оба сожалели о содеянном, считали сделку ошибкой. Думали, что, если бы увезли меня с собой на побережье, где хотели купить домик и начать честную жизнь, я бы могла им помочь выгодным замужеством.
Их раскаяние сразу приобрело неприятный привкус горького корня, которым лечили от лихорадки.
Да, люди, воспитавшие меня, по-своему меня любили. Но от этого ценным приобретением я не перестала быть.
Теперь я была уверена, мне хватит и того, чтобы знать, что с ними все в порядке. Видеть их не могла.
Наверное поэтому меня совершенно не удивило то, что случилось с зельем Ханка. Колдун осторожно надрезал запястье моей матери. Тягучие капли крови упали в варево. И оно не изменилось. Никак. Мать нахмурилась, отодвинула Ханка, добавила еще. Но ничего не вышло. Кровное родство было, однако толку от него никакого.
Посмотрев на меня с сожалением, мать ловко перевязала запястье и повернулась к
