— Да, — согласился Оливер, отчетливо осознавая, что не было никакого наследства. Та девочка, какой бы умной и предусмотрительной она ни была, не скрыла бы такого от матери. Откуда же после взялись эти деньги?
— Она была права, — повторила миссис Бин. — Я и ее наследства не сберегла. Хватило всего на пять лет. Непомерные траты, невыгодные вложения… Я и финансы несовместимы.
— Сейчас, мне кажется, вы достаточно обеспечены, — заметил Оливер, уже догадываясь, каким будет ответ.
— Случай помог. Два года назад умер дальний родственник моего второго мужа. Семьи он не имел, поэтому оставил все Эмили и выделил долю мне. Мудрый человек, жаль, мы не общались при его жизни. Я теперь получаю фиксированную ренту, а банк перечисляет деньги на оплату пансиона, где учится Эми. Она умная девочка, умная и способная… Но не как Хелена. Не маг. Они такие разные и такие похожие… были бы. — Она потянула за блестевшую на шее цепочку и вытащила из-под платья медальон. — Они всегда со мной. Взгляните, ведь правда похожи?
— Очень, — солгал он и сцепил руки, борясь с желанием потянуться к заключенной в серебряную рамку миниатюре.
Сходство между сестрами существовало лишь в материнском сердце. У Эмилии темные волосы, личико сердечком, огромные карие глаза, пухлые губы и вздернутый носик. У Хелены строгие черты, прямой нос, глаза чуть раскосые. А волосы… Фотографии, которые он видел у Хеймрика, и та, что стащил тайком, были черно-белыми, и он отчего-то решил, что волосы Нелл были каштановыми или темно-русыми до того, как потеряли цвет. А на самом деле…
— Рыжая, — выдохнул удивленно.
Волосы девушки на миниатюре полыхали ярким пламенем.
— Рыжая, — подтвердила миссис Бин. — Наследие Вандер-Рутов: рыжие волосы и веснушки. Эрик был весь в веснушках, лицо, руки… А у Нелл — только мелкие точечки на носу. Но как же она мечтала от них избавиться! Запудривала, мазала какими-то снадобьями… Зачем? Пусть бы были. Пусть бы… И она была…
Разговор грозил закончиться истерикой, но Оливер этого не допустил. Махнул рукой перед лицом женщины, заставляя умолкнуть и перевести дух, утереть слезы и подумать о чем-нибудь хорошем. Мастеру темных материй нелегко разбудить в человеке светлые чувства, чаще приходится вызывать обратное — страх, злость, ненависть, но он искренне, всем сердцем пожелал Клариссе Бин добра, а такие пожелания в чем-то сродни проклятиям, привязываются к человеку накрепко и сопровождают его долгое время.
Через минуту она придет в себя. Через две уже не вспомнит, о чем они говорили. Через три, когда Эми спросит ее, что за господин к ней подходил и чего хотел, скажет, что просто давний знакомый. Через пять забудет о нем окончательно, и лишь его проклятие-пожелание останется с ней.
Вернуться в ложу так же незаметно, как выбрался оттуда, не получилось: у двери его караулил вице-канцлер собственной персоной.
— Лорд Арчибальд, — улыбнулся Оливер со всем дружелюбием, на которое был сейчас способен.
— Добрый вечер, Оливер. Вы неуловимы, даже в опере вас невозможно найти.
— Я…
— Не афишируете свое присутствие здесь, — серьезно кивнул лорд Аштон. — Я уже понял. Теперь неловко, что решился вас потревожить, прошу простить мою бесцеремонность.
— Вы…
— Боюсь, что испугал вашу спутницу, — признался вице-канцлер. — Передайте леди мои извинения.
— Да, конечно.
Оливеру потребовалась вся его выдержка, чтобы проводить вице-канцлера невозмутимым взглядом и только тогда, когда тот скроется за поворотом на лестницу, открыть дверь.
Наверняка лорд Аштон узнал Нелл, слишком примечательная у нее внешность. Узнал и милостиво отложил серьезный разговор.
Но Оливера сейчас волновала сама Нелл…
— Я оставила тебе клубнику, — сообщила она с виноватой улыбкой. — А мороженое съела, прости. И, кажется, тебя искал еще какой-то знакомый. Я думала, что принесли десерт, открыла и… закрыла. Так неудобно получилось. Надеюсь, я ему ничего не прищемила.
Оливер медленно выдохнул, сел в кресло и предложил:
— Давай все же возьмем вина?
ГЛАВА 16
Вино, игристое и искристое, шипело в бокале и приятно покалывало язык. Нелл пила его медленно, смакуя каждый глоток, рассматривала на просвет поднимающиеся со дна пузырьки и улыбалась. Тоска, сожаление о том, чего уже не вернуть, жалость к самой себе накатили волной и волною же схлынули, когда ей напомнили, что она не одна. По крайней мере, сегодня. Потом боль вернется, она всегда возвращается, но в этот вечер Нелл обещала себе не думать о плохом и радоваться.
Радоваться всему.
Завораживающей музыке и красоте вплетающихся в нее голосов, сверкающей золотом люстре над головами притихших в восхищении зрителей.
Роскошному платью, удобным туфлям и теплым каплям янтаря на запястье.
Полумраку закрытой ложи и мягкому креслу.
Летней сочности клубники, которую она и не чаяла попробовать в октябре.
Радоваться тому, что можно, спрятавшись под вуалью, смотреть через утонувший в чарующих звуках зал на родных своих людей. Тому, как мама ожила и посвежела, не сравнить с тем, какой больной и усталой она выглядела весной, когда Нелл, выкроив время и деньги, поехала за сотню миль, чтобы после двух дней тряски в вагоне увидеть ее на несколько минут. Тому, как повзрослела с прошлого лета Эми. Тогда Нелл смотрела через ограду на сестренку, гулявшую в саду с другими пансионерками, и думала, до чего же она маленькая и забавная в голубом платьице и накрахмаленном белом чепце, а сегодня в ложе напротив сидела юная красавица, и наверняка немало мужчин поглядывало на нее тайком.
Нелл рада была даже тому, что барон Лэйгин так же привычно всем недоволен, а тетушка Лиззи, мамина троюродная сестра, по-прежнему носится с ним как с капризным младенцем. Приятно, что в мире есть неизменные вещи.
И Оливер.
Хорошо,
