– Да нормально все получилось, Командир. Ночью еще приехали. «Ведро» в лес загнали. «Молодым» я «Гнома» взял, а он последние дни у «Девятого» на подхвате был. Он и предложил сразу мины поставить. Пока ставили, рассвело, а мины ставили метрах в четырехстах от хутора, там поворот дороги, так сразу за поворотом.
Лесом к хутору подходим, Сара говорит: «Во дворе телеги запрягают». Глянул, девять человек. Восемь мужиков и пацан, но и он с карабином. Вот они на мины и приехали. «Гнома» я у «ведра» оставлял, так он пулемет вытащил и в перелеске пристроился. Перебили полицаев и на хутор пошли. Да я думал, там никого нет. Видно, с чердака увидели, как дали из пулемета. Сара пулеметчика сразу успокоила, а мне по уху прилетело. Я сначала и боли не почувствовал, а потом смотрю – кровь хлещет. Постреляли, как Командир приказал, окна разнесли и уехали.
Вот засранец! Он меня еще и подкалывает. Никак у «Доктора» набрался?
– Нет, «Погранец», ты своей смертью не помрешь. Я тебя сам прибью! Командир группы. Шишку еловую тебе за воротник, чтобы голова не качалась. Тебе как раз необходимо, чтобы рану не бередить. Будешь у меня теперь вечным дежурным по лагерю. Ты мне вот что скажи, почему пацана «Гномом» назвал? – Это просто интересно. Не местное это слово.
– Так это не я, Командир! Это «Третий». Говорит, маленький, а сильный и рукастый. Мины сам поставил, да и по лагерю помогает, то «Старшине», то «Третьему», то «Белке», то «Восьмому» с «Девятым». Ему вообще все интересно. Из пулемета как влупил, в первой телеге тех, кто после взрыва остался, всех перебил. Потом прибежал и, пока мы к хутору ходили, всех вычистил, как ты приказываешь. Даже одного в сторонку оттащил, вроде тот сам уполз, и гранату под него пристроил, – отвечал «Погранец» скороговоркой, вытянувшись и старательно поедая меня глазами. Опять издевается. И не подкопаешься. С «Гномом» понятно, откуда ноги растут. Виталик Толкиена вспомнил. Ладно, пусть будет у нас свой «Гном». Посмотрю на него потом.
Пока я пикировался с «Погранцом», к нам, стоящим чуть в стороне от основной суеты, подтянулся Виталик, и я продолжил, обращаясь уже ко всем:
– Вот что, товарищи командиры! Всем кто сегодня участвовал в операциях, выдать «Вальтеры» как личное оружие. «Третий», нашей группе ты. «Старшина», снайперам не надо, у них есть, но у тебя там шоколада полно. Выдели девчонкам и вообще, посмотри, может, чем вкусненьким порадуешь. Подбери им какой-нибудь ликер или вина вкусного пару бутылок. Ты свое хозяйство лучше знаешь. Сегодня можно. Пусть у девчонок будет маленький праздник. Все же первая боевая операция, и счет персональный открыли. «Гному» из группы «Погранца», помимо «Вальтера», от командования отряда «Люггер». «Погранец», наградишь сам при всех, чтобы пацану приятно было. Все. Всем отдыхать. «Старикам» подъем в девять, курсанты спят до упора. Завтра у них выходной.
Виталик
В самые первые минуты попадания в этот мир мне даже тяжело было дышать. Все было как во сне или тяжелом тумане, только потом я увидел, что почти полпачки сигарет за это время выкурил. Егерь у меня даже руками перед лицом покрутил, пока я в себя не пришел. Он же за мной и бычки убрал и даже пепел в песок затер.
Егерь вообще очень странный. В обычной повседневной жизни нормальный молодой мужик, но переклинивает его постоянно. За шесть лет, что с ним работаю, я всякого насмотрелся. В домашней или рабочей обстановке он реально нормальный, а как какое происшествие, так все время вперед лезет, но это только поначалу удивляло, потом привык.
С Егерем интересно оказалось. И работать, и ездить, и отдыхать. Я вот никогда моря не видел, только по телевизору. Ну не довелось, в деревне же вырос. Школа, потом колония за хулиганку, женитьба, работа без продыху и редкий стакан по праздникам. Затем развод, сплошной праздник, много стаканов и пустых бутылок и бесконечная стройка. Какое море, к чертям собачьим? Где море, а где Белоруссия. Да и я уже не мальчик, четвертый десяток как-никак заканчивается. Егерь узнал, хмыкнул удивленно, взглянул с интересом, как на диковинку какую, и… за весну, лето и осень мы побывали с ним на трех морях. На Балтийском, на Азовском и на Черном. Постоянно бывали на Рыбинском водохранилище, Чудском и Ладожском озерах, в Карелии и у нас в Витебской области.
Так и ездили вместе шесть лет. По месту в основном к его приятелю в воинскую часть. Я так и не понял, что это за часть, но серьезная. Это без дураков. И стрельбище у них свое, и тир подземный, и учебно-тренировочная база. Егерь в основном там рукопашку бойцам преподавал, ну и мне заодно, да стреляли часто с бойцами. Армии у меня не было, но Егерь мне частным порядком армию организовал. В общем, с пользой время проводили. Да и так много ездили. По работе, на рыбалку, на охоту, ко мне домой по бабам, но по бабам – пока он не женился на двух девчонках сразу.
Попадалово наше я сразу осознал. Попали так попали. В самую жопень, в сорок первый год то есть, а Егерь еще и добавил своими выходками. Знал я, что он не от мира сего, но не до такой же степени. Увести у немцев мотоцикл, оседлать его и в нашем камуфляже переться по дороге среди немецких войск – это сообразить же надо. В деревне Егерь одного немца чуть не задавил, он еле отпрыгнуть успел. Как же тот немец орал! На всю деревню. Я чуть не обмочился, а Егерю, как он говорит, фиолетово, только газу прибавил.
Ладно бы только ехали, так ведь влезал он во все, но это как ком снежный нарастало, прям одно за другим. Часовые, фельджандармы, охранники пленных, водители на дороге, немцы ночные, потом Сарья и Росица. Такое только Егерь мог наворотить. После фельджандармов его как подменили. Немцев и полицаев Егерь резал, как куклы какие. Вообще без эмоций, я глаза его видел и
