– А все говорят, что сваркой занимались Варяг и Тех! – упрямо заявил Давид.
– Мы работали в команде, поддерживая друг друга, – терпеливо объяснял Антон. – Думаешь, это так просто? Взял и заварил на раз-два? Когда буран такой, что с ног сбивает? Без страховочного каната унесет в пустошь за секунду! Холод такой, что металл не плавится, приходится стоять вокруг и закрывать собой место сварки, иначе ничего не заваришь! На таком ветру обогрев скафандров почти не работает! Ночь, вокруг сплошное месиво из черного радиоактивного снега, видимость – полметра, если вытянуть руку прямо перед собой, кулака не видно! Олег и Владимир варили больше всех, это так, но без нас они бы ничего не смогли! Их просто не хватило бы быть везде! Там, на поверхности, в одиночку не выжить, сколько бы техники у тебя ни было! Победить стихию можно только командной работой! Олег, кстати, постоянно натаскивает всех на это! У них в армии это называется «боевое слаживание», он по привычке до сих пор так говорит. Об этом твои всезнающие пацаны не рассказывали? Или в это время они были заняты – ходили на вкусный обед в теплый уютный ресторан? Ты хоть представляешь себе, сколько весит контейнер с сухим пайком, который я в одиночку постоянно выгружаю из вездехода и на себе тащу внутрь базы? И точно так же обратно? Полсотни килограмм! И тащить его необходимо быстро и не касаясь снега, чтобы на нем оказалось как можно меньше радиоактивной дряни, когда его будут распаковывать на базе! Поэтому, как говорит Олег, схватил и побежал! Но в действительности «схватил» – это взвалил на спину и пристегнул к себе намертво, чтобы не сдуло бураном ни тебя, ни его. Вместе ваша масса возрастает, и сопротивляться ветру легче. Но зато с «побежал» проблемы, потому что идти с полусотней килограмм за спиной сквозь мощный ветер через сугробы глубиной в метр, а это чуть ли не по пояс, совсем не просто. И еще нужно удерживать равновесие, когда в тебя непрерывно бьет буран! Но я шел и ничего, доходил, причем постоянно! А другие в этот момент надрывались, разворачивая базу, самый легкий элемент которой весит тридцать килограмм, а их таких шесть! И одновременно с ними кто-то глушил технику, заякоривал ее, снимал аккумуляторы и тоже, как я, тащил их на себе внутрь базы, потому что снаружи их оставлять нельзя, за сутки при минус пятидесяти под постоянными буранами аккумулятор превратится в бесполезный мусор, и экспедиция останется без транспорта, то есть погибнет. И, заметь, все это нужно делать одновременно, потому что до интоксикации к этому моменту обычно остаются считаные минуты, и малейшее опоздание может закончится тем, что интоксикация скрутит всех прямо на поверхности, возле недостроенной базы! Без командной работы мы бы назад не вернулись! С тех пор как мы с тобой попали в «Подземстрой», условия на поверхности стали хуже в десять раз, теперь там так запросто не походишь!
Антон сделал паузу, переводя дыхание, и с удовлетворением отметил, что его рассказ возымел эффект. Давид, забыв обо всем, слушал с приоткрытым от волнения ртом, жадно впитывая каждое слово.
– Тебе, – сын взволнованно сглотнул, – сильно больно? Мама говорила, что у тебя проблемы с дыханием. Это из-за сильного облучения, да? А ты… – Он со страхом заставил себя выдавить окончание фразы: – …не умрешь? Как Петрович и генерал… и полковник… и Амина…
– Исключено! – железным тоном заявил Антон, пресекая детские страхи. – У меня отличное здоровье! Просто между выходами на поверхность прошло меньше времени, чем нужно, и мои легкие не совсем успели восстановиться после того, как из них вычистили химический порошок от пробитого фильтра. Но теперь все будет о’кей, потому что я прошел углубленный курс лечения. Ингеборга Игоревна заявила, что будет лично держать на контроле состояние нашего здоровья: твое и мое!
Объяснение Давида вполне устроило, он заметно воодушевился и принялся с жаром расспрашивать отца о подробностях экспедиции. Антон провел в медицинском стационаре почти три недели, за это время информация об экспедиции была засекречена дважды: сначала только все, что касалось роботов, а после все вообще. Это, естественно, привело к тому, что это самое «все» немедленно обросло слухами, один страшнее другого. Пришлось отвечать на вопросы сына с осторожностью, чтобы не навлечь на себя проблем с Абреком и его головорезами. Перед грубой безмозглой силой интеллект бессилен, это Овечкин за время своих мытарств уяснил очень хорошо. И Порфирьев даже не станет его защищать, потому что, будучи военным, сам млеет от восторга при малейшем упоминании о возможности что-либо засекретить и запретить знать гражданским.
– Ты вернулся? – Дверь в каморку открылась и на пороге появилась Дилара вместе с какой-то неизвестной женщиной лет тридцати на вид.
– Отца выписали на день раньше, потому что у нас хорошее здоровье! – гордо заявил Давид.
– Сарочка Ивановна! – Дилара с лучезарной улыбкой обернулась к своей спутнице. – У меня мужа выписали! Это такое счастье, хвала Аллаху! Вы меня простите, если мы перенесем нашу беседу на завтра? У нашей семьи сегодня праздник!
– Да-да, конечно! – торопливо согласилась та. – Примите мои самые сердечные поздравления! Антон, самого крепкого здоровья вам! Мы все так волновались за вас! – Она понизила голос и почти неслышно обратилась к Диларе: – Завтра во сколько и где?
– В это же время, здесь! – тихо прошептала жена. – Мужа выписали, я могу начать рассчитываться уже с завтрашнего дня! Приносите кроссовки с собой, душевая будет готова!
Женщина ушла, и Дилара ласково улыбнулась сыну:
– Давид, я видела в коридоре твоих друзей, у них футбольный мяч! Спрашивали, выйдешь ли ты?
– А можно? – Ребенок с подозрением посмотрел на мать: – Ты не разрешаешь мне бегать!
– Не бегать вообще, а бегать слишком много! – поправила его Дилара. – Ингеборга Игоревна не рекомендовала тебе перенапрягаться, пока твой организм не окрепнет после сложного лечения. Поэтому обещай, что вернешься через час, чтобы мне не пришлось загонять тебя домой, как малолетку!
– О’кей! Через час! – Довольный Давид подскочил и пулей вылетел за дверь.
– Как он себя чувствует? – Антон проследил взглядом, как жена запирает дверь на замок.
