– Можно, я доведу вас до греха? – не сдавалась Ингеборга.
– Нет! – злобно отрезал капитан.
– Почему? – не отставала блондинка.
В этот момент последние капли терпения покинули капитана, и Ингеборгу снесло подушкой.
– Потому что я против отношений! – Второй удар подушки по заду пододвинул упавшую девушку к двери на пару сантиметров. – Ненавижу отношения! – Третий удар приблизил ее к выходу еще сантиметров на пять. – Никаких отношений! Только сношения! Дешево, сердито и беспощадно!
– Как удар подушкой? – уточнила она, пытаясь держать глухую оборону под градом подушечных ударов. – Беспощадней уже не бывает!
– У тебя есть десять секунд, – голос капитана вдруг стал спокойным и усталым. – Не уйдешь за это время, я тебя сюда больше не пущу. И разговаривать с тобой больше не буду.
Он положил подушку на кровать, укрылся одеялом, отворачиваясь от девушки, и выключил свет.
– Я не смогу выйти сама, – на этот раз слезы сдержать не удалось, но в наступившей темноте ее голос не дрогнул. – Мне замок не открыть.
– Иди, мойся! – не оборачиваясь, прорычал Порфирьев. – Как вымоешься – проваливай! Замок откроется!
Пришлось торопливо топать в ванную, чтобы не разреветься. В ванной взгляд первым делом упал на пистолет, и на рыдающей душе почему-то стало легче. Его подарок спас ей жизнь, и это не просто так. До этого Варяг сам спас ей жизнь, и после этого тоже. И то, что она единственный врач, тут ни при чем. Видно же, что он совсем себя не бережет, ему плевать, есть врач или нет. Ингеборга разделась и взлезла в роскошную душевую кабину президентского люкса. Под густыми потоками горячих упругих струй жизнь вновь показалась не такой уж и беспросветной, и реветь расхотелось.
Вместо этого в голову полез ворох разных мыслей. Первая была о том, что такой не то смелости, не то наглости она от себя не ожидала. Вторая была обличающей. В том, что ей самой это понравилось, если не считать последующего фиаско с применением подушки. А вот третья мысль оказалась дельной. Варяг выгнал ее по какой-то тайной причине. Что-то, непонятно что, подсказывало ей, что настоящую причину он не назвал и не назовет, потому что ей не доверяет. Это обидно, но, если подумать, вполне объяснимо. А на каком основании он должен ей доверять? Что она его лечит? Она всех лечит. Что она лечит его особенно тщательно? А он, не будучи медиком, однозначно в этом уверен? Да и главное ли это для него сейчас? Что еще? Она предложила ему себя? Ему много кто предложил себя. Сейчас этим никого не удивишь, особенно мужчину.
Нет, тут кроется что-то другое. И она это выяснит. Нужно только обдумать, как к этому подступиться. Она неожиданно поняла, что в последнее время Порфирьев хоть и капризничает, но сеансы лечения не пропускает. Он исправно ходит даже на осмотры, и ей не приходится жаловаться Брилёву, чтобы тот в приказном порядке отправлял Варяга в медотсек. В памяти сразу всплыл их прошлый разговор в операционной. Несколько секунд она вспоминала его слова, и вдруг ей стало отчетливо ясно, что Порфирьев хочет пойти в следующую экспедицию. Не пойдет, потому что должен или некому, а именно хочет. Эта экспедиция ему нужна. Возможно, секрет кроется именно в этом, ну, или как минимум имеет к этому непосредственное отношение. Вопросов сразу же становится еще больше, и главный – а он не бросит ее тут одну? Вдруг он хочет уйти к тем неизвестным военным? Но если они там у себя голодают, какой смысл к ним уходить? Чтобы умереть вместе с ними от голода? Нет, тут есть что-то еще. Он что-то задумал, и она ему поможет, потому что это шанс заслужить доверие. Словами тут ничего не добьешься, это уже ясно.
Из фантастически блаженного космоса душевой кабины вылезать было очень трудно, и пришлось на полном серьезе собирать волю в кулак, чтобы заставить себя выключить воду. Ингеборга покинула душевую кабину и несколько секунд разглядывала свое отражение в зеркале. Розовые пятна новой кожи действительно стали меньше, но все равно их отлично видно, и привлекательности они не добавляют. Даже странно, что Порфирьев не обращает на них внимания. Она вот, например, очень даже обращает. Потому что выглядят они по-уродски. Девушка достала из своего пакетика полотенце и принялась вытираться, косясь на полотенце капитана, одиноко висящее на никелированной трубе сушилки. Его нужно заменить. В этом номере вообще все из того, что требуется периодически менять, нужно заменить. И капитанский камуфляж, кстати, не мешало бы постирать. Для разнообразия. Нет, все-таки она однозначно займется приведением этого места в порядок, нужно только придумать, как все это провернуть потихоньку, потому что злюка-капитан не станет ее даже слушать.
Блондинка оделась, вложила пистолет в кобуру и приоткрыла дверь из ванной. Она осторожно выглянула в образовавшуюся щелочку и прислушалась. Вроде бы Порфирьева рядом нет, и получить еще и прямо сейчас ей не грозит. Ингеборга осторожно выскользнула в коридор и на цыпочках поспешила к выходу. Замок действительно открылся, и она торопливо выскочила из номера, захлопывая за собой дверь. Ее охранницы были уже здесь, и кроме них вокруг обнаружилось с десяток молодых женщин и девушек, которые на первый взгляд просто шли мимо по своим делам или неторопливо прогуливались. Стоило ей появиться, как все вышеописанные уставились на нее отовсюду якобы абсолютно незаинтересованными взглядами.
– С вами все о’кей, док? – Старшая смены «снежинок» разглядывала Ингеборгу хмурым взглядом. – У вас небольшая царапина над бровью… свежая.
– Обошлось, – блондинка сдержанно улыбнулась. – Это я сама себя ногтем задела, когда от подушки руками закрывалась.
– От подушки? – удивилась «снежинка», и краем глаза Ингеборга заметила, как напрягают слух прохожие, уловив что-то на постельную тему.
– Я пошла снимать с него капельницу и разбудила его… – Блондинка на всякий случай добавила: – Не специально. За это мне досталось подушкой несколько раз. Если честно, то я никогда не думала, что подушкой можно колотить так… ощутимо. Меня аж с места сдвигало. Но в целом все закончилось нормально – отделалась легким испугом и очередной депортацией. Все в пределах нормы, состояние пациента удовлетворительное, состояние врача – уже стабильное.
«Снежинки» захихикали, но тут же придали
