– А где остальные? – кричу я вслед Расчленителю.
– Там! – доносится издалека вместе с протяжным рыком волкособа. – Прячутся! А с тобой… – тянет мутант, – мы ещё встретимся!
Я стою ошеломлённый. Задираю голову и долго протяжно ору, словно пытаясь докричаться до небес. Вскоре позади меня раздаются тихие шаги.
– Сергий!
Я вздрагиваю и оборачиваюсь на голос священника. Старик подходит ко мне и обнимает. Я чувствую, как он сотрясается от рыданий.
– Теперь… ты понял… – всхлипывает старик, – всю мудрость его замысла?
В этот момент у меня в голове словно вспыхивает пламя. Я знаю, что должен сделать потом, после. Киваю. Затем спрашиваю:
– Кто выжил?
Старик берёт меня за руку.
– Идём, нас ждут.
Мы шагаем по снежному насту. Священник ведёт меня к церкви, из которой раздаётся гомон множества голосов. Мы поднимаемся по ступеням. Становимся на крыльцо. Я кладу пятерню на посечённую осколками толстую кирпичную кладку. Прислоняюсь к ней. Она пахнет дымом и гарью. Прочная. Не обрушилась при взрыве. Раньше умели строить. Заходим внутрь. Чувствую на себе десятки пар глаз. Храмовники смотрят на меня. Ко мне кто-то подходит. Ощупывает моё израненное лицо. По запаху узнаю Ольгу – слепую старуху, с которой я встретился в трапезной. Он тихо шепчет:
– Сергий, теперь ты один из нас…
Эпилог
Монастырь. Две недели спустя
Я иду, опираясь на посох, по утоптанной дороге к воротам. Со всех сторон раздаётся шум работающих инструментов, визг пил и стук топоров. Даже сквозь грохот парового двигателя, который Николай приспособил для привода на лесопилке, слышно возбуждённое многоголосье. Обитель быстро залечивает раны, восстанавливая строения и храм. Погибших мы похоронили в одной могиле. Всех, не делая разницы между своими и чужими. Так приказал священник. Только Эльзу и Яра закопали отдельно от всех на монастырском погосте и справили оградку. Из карателей почти никто не выжил. Потрошители просто смели их, взяв числом. Забрав оружие, каннибалы ушли. Тех, кто уцелел в бойне, мы отпустили с наказом рассказать о монастыре людям в Убежище в Подольске. Прийти ли к нам, они решат сами, но что-то мне подсказывает, что скоро в обители изрядно прибавится народа.
Задираю голову, подставляя лицо жарким лучам. Поправляю защитные очки. Я больше никогда не увижу солнца, но могу чувствовать его тепло. За плечами у меня арбалет и запас стрел. Как раньше стрелять я конечно не смогу, но на сто-двести шагов, ориентируясь на слух, попаду точно. На плече висит котомка. У пояса приторочен топор. Скидываю капюшон накидки. Лысую голову приятно холодит ветерок. Подхожу к воротам. Со сторожевых вышек, которые мы восстановили в первую очередь, громко кричат:
– Отмыкай!
Створки со скрипом открываются. Меня кто-то хлопает по плечу. Говорят слова напутствия. Уверенно обхожу обгоревшие остовы мотолыги и БТР. Выхожу из ворот. Смотрю на дорогу. Я потерял зрение, но обрёл нечто большее. Способность видеть не глазами. Можете назвать это шестым чувством.
Слышу позади себя топот ног. Поворачиваю голову. Судя по хрусту снега, бежит ребёнок.
– Сергей! – раздаётся голос Авдия.
Подбежав ко мне, мальчик обнимает меня.
– Не уходи!
– Ты знаешь, – тихо отвечаю я, – я должен это сделать. Мы уже говорили об этом на сходе.
– Я не хочу, чтобы ты уходил! – настаивает мальчуган.
Мне сложно ему это объяснить, но в тот день, когда мы выжили, я дал себе слово, что уйду из монастыря. Только так я обрету покой. Слишком высокую цену мы заплатили. Если не оборвать нить сейчас, то моё проклятье снова подставит всех под удар. Так или иначе, но спасение в одиночестве.
– Когда вырастешь, то поймешь, – я беру Авдия за подбородок. Смотрю ему в глаза. – Береги мать! Иди!
Малец шмыгает носом, утирает слезы.
– Мужчины не плачут, – говорю я ему, – или не показывают это другим.
– Угу, – отвечает Авдий, – мы ещё увидимся?
Я не знаю, что ему ответить. Не хочу врать.
– Беги! – говорю я ему. – И знай, если что крепко задумал, то обязательно сбудется!
Авдий убегает, но недалеко, так, чтобы видеть меня. Почувствовав взгляд, я чуть поворачиваю голову. На меня смотрит Ксения. Она прижимает сына к себе и тихо говорит: «Спасибо!»
Слышу конское ржанье. Поворачиваюсь. Понимаю, что на дороге стоит Данила. Ему повезло. Пуля, выпущенная Колесниковым, прошла навылет. Под уздцы он держит пластовня.
– Я подумал, – смеётся он, – что Буран тебе пригодится.
Протягиваю руку, ощупывая морду «коня». Треплю Бурана за гриву.
«Неплохо, – думаю я, – котомка тяжелая, а я далеко не Яр, чтобы всё время таскать припасы и Лада на себе. Полагаю, он не будет против».
Раскрываю мешок. Заглядываю в него и, хотя я не вижу мутанта, опускаю руку, со следами свежих отметин от зубов, вниз. Глажу Лада по голове. Что-то напеваю ему. Мутант улыбается. Как обычно недовольно ворчит и, судя по звуку, сворачивается калачиком. Пусть поспит. Перекидываю котомку через спину Бурана. Беру повод и жму руку Данилы. Не люблю долгих прощаний и лишних разговоров. Просто говорю: «Ну, бывайте!», – и делаю шаг вперёд.
Вслед мне раздаётся звон колокола, который мы уже подняли на звонницу. Его голос несётся над лесом и рекой, замирая где-то вдали. Я знаю, что старик молится за меня. Я сжимаю простой деревянный крест, висящий на груди. Передо мной расстилается бесконечная дорога. Куда я пойду и что буду делать – зависит только от меня. Ведь как сказал мне священник, бог там, где ты, если несёшь его в сердце…
T|R30.03.2018Приветствую тебя, Читатель! Я – Ринат Таштабанов и вы держите в руках мою вторую книгу – «Воскрешая мертвых» – прямое продолжение «Обратного отсчета», теперь уже в серии «Метро 2035».
За те два года, что прошли с момента публикации первой части, изменилось многое. Изменился главный герой романа, а вместе с ним изменился и я. В какой-то момент я почувствовал, что Сергей, по прозвищу Тень, живёт своей жизнью и теперь не я веду его по страницам, а он рассказывает мне свою страшную историю боли и отчаянья, предательства и смерти. Строчка за строчкой, только успевай записывать.
Время – это роскошь, которой у нас нет. За время написания книги я не раз вспоминал это изречение. Роман «Воскрешая мертвых» писался долго. Не потому, что не было мыслей или желания, жизнь сама диктовала ритм и доступный объём текста в день. Работа отнимала большую часть времени и был период, когда над романом успевал трудиться лишь урывками, буквально вырывая из плотного графика час, полтора, а то и вовсе пропуская дни. Но, тем не менее, книга росла. Сначала рукопись превысила минимальный задуманный объём для продолжения. Затем максимальный, а после того как вышла на финишную прямую,
