– Метров пятьдесят «двушки», – отвечает пулемётчик, – мы так до вечера провозимся, пока этот, – чистильщик кивает на выродка, – там ползать будет.
– А мы его ускорим, – смеётся Винт, – «турбо» дадим. Будет носиться как ошпаренный.
– Главное, чтобы не сбёг куда не надо, – харкает Седой, – а то я его искать не буду, очередью дам и всё, понимаешь меня? – пулемётчик смотрит в глаза урода.
Выродок часто кивает, пытается изобразить улыбку, хотя в глазах стоит страх.
– Сухов! – неожиданно рявкает Винт. – Ты вроде как с этой тварью закорешился, пока мы сюда топали. Объясни ему в двух словах, что от него хотят.
– Угу, – Тень подходит к дрожащему уроду, мнётся, затем, стараясь не обращать внимания на смешки и издевки ребят, говорит: – Мы тебя привяжем, и ты заходишь в часть, – Сухов машет рукой в сторону забора, – делаешь, что скажут, ходишь, проверяешь всё. Если, – неожиданно для себя решает добавить Сергей, – всё получится, то мы тебя отпустим и ещё припасов дадим.
Сухов внутренне сжимается, ожидая услышать гневный окрик Винта за самоуправство, но командир лишь хмыкает, пробормотав себе под нос: «А сопляк быстро учится».
Выродок, заглядывая Сергею в глаза, тщетно пытаясь разглядеть их сквозь запотевшие из-за частого дыхания линзы, неожиданно протягивает Сухову руку. Сергей, вздрогнув от неожиданности, жмет её, чувствуя, какой предательски липкой стала его ладонь в перчатке.
– Может это твой брат, а? – смеётся Митяй. – А что, два уродца нашли друг друга.
Тень поворачивает голову.
– Хайло своё, тварь, закрой! – тихо говорит Сергей.
Митяй резко перестаёт смеяться, кривит рот, так, что вязкая вонючая слюна капает на переговорную мембрану противогаза, и уже готовится разразиться потоком мата, как Винт поднимает руку.
– Уходим. Все тёрки потом. Вам двоим, – командир окидывает взглядом Сергея и Митяя, – я, когда вернёмся, лично морды раскурочу! Двинули!
Отряд выползает из кювета. Чистильщики выходят на дорогу. Чем ближе бетонный забор, тем мрачнее на душе становится у каждого из бойцов. Винт, Сухов, Митяй, Седой, Хлыщ и Курц пытаются отогнать тревожные мысли. Сердца глухо стучат. Мысли, подстёгнутые «турбо» – химическим коктейлем, приняв который можно пару дней не спать и при этом совершить марш-бросок с полной выкладкой, проясняются. Ноги сами ускоряют шаг, точно чистильщикам не терпится попасть в часть, из которой ещё никто не возвращался с момента Удара…
* * *КПП. «Гудок». Пятнадцать минут спустя
– Видно, чего? – тихо спрашивает Винт у Сухова, лежащего на бетонном козырьке КПП.
Сергей, оторвавшись от прицела «мосинки», глядя на чистильщиков сверху вниз, мотает головой.
– Чисто. Ни души. Даже псов и воронья не видно.
– Это к лучшему, – Винт смотрит на бойцов, – вперёд.
Чистильщики осторожно, стараясь не наступить на битое стекло, через настежь распахнутые металлические двери заходят в небольшое приземистой здание с «вертушкой», установленной посередине прохода. Сквозь зарешеченные окна завывает ветер. На полу толстым грязно-бурым ковром лежит пожухлая листва. В углу валяется покрытый ржой «амбарный» замок с отомкнутой дужкой. Винт нагибается и поднимает его. Задумчиво вертит в руках, затем резко, точно обжёгшись, отбрасывает в сторону. Замок падает с глухим стуком прямо напротив входа.
Чистильщики осматриваются. Впереди за дверьми виднеется асфальтированная дорога.
– Нам туда, – шепчет Хлыщ, – а там и плац недалеко. Только, – разведчик роется в кармане разгрузки, – надо обозначить себя, – Хлыщ протягивает Винту моток красной изоленты, – намотаем как повязку на руку, чтобы друг друга в тумане не перестрелять.
– Хорошо, – Винт переводит взгляд на Седого.
– Теперь ты. Мы прикрываем.
Седой кивает. Забросив РПК за спину, чистильщик, подозвав к себя бледного как смерть выродка, обматывает вокруг его пояса стальной тросик и защёлкивает петлю наручниками.
– Слушай, – говорит Седой, проверив узел, – выходишь, идёшь строго по дороге, никуда не сворачиваешь. Ты следишь за обстановкой, я слежу за тобой и разматываю трос. Как дёрну, останавливаешься, ждёшь меня. Понял?
Урод часто кивает.
– Двинули.
Седой подходит к дверному проёму. Кладёт бухту тросика на пол, затем, сняв пулемет, берёт его на изготовку.
– Пошёл, – чистильщик отвешивает выродку оплеуху.
Урод, едва не вылетев за дверь, ступает на дорогу. Чистильщики следят за ним, точно он космонавт, впервые ступивший на поверхность неизведанной планеты. Даже пульсирующая в голове боль, придушенная, но не убитая действием амфетаминов, уходит на второй план.
Сухов смотрит, как выродок неуверенно идёт вперёд. Затем переключает внимание на близстоящие здания. Ствол винтовки медленно шарит по окнам. Ни шороха, ни звука, ни движения. Даже ветер, и тот кажется притих в этом проклятом месте. Солнечный диск висит как прибитый. Только туман упрямо ползёт по земле, покрывая её как кожей тонким слоем белёсого налёта. Кажется, что законы физики здесь не действуют.
«Если он дойдёт вон до того угла, – думает Сергей, – то его поглотит туман, а если «включу» ночное зрение, то меня доканает головная боль. Что же делать?»
«Жди, – отвечает внутренний голос, – и наблюдай».
Сухов не удивляется, уже привык, перестав гадать, разговаривает ли он сам с собой или внутри сидит некая сущность, подсказывающая, что делать в сложных ситуациях.
Тем временем выродок проходит метров сорок. Трос дёргается. Урод останавливается, боязливо смотря на приближающийся туман. Шесть пар глаз внимательно смотрят за «живцом». Ничего. Проходит секунд тридцать. Минута. Туман поглощает выродка. Виден лишь размытый изломанный контур тела, но и он вскоре исчезает, превращаясь в еле заметную серую тень.
Седой оборачивается, смотрит на Винта. Чистильщик кивает, мол, иди давай! Пулеметчик, стараясь умерить учащённое дыхание, выходит из КПП. Наматывая трос на руку как верёвку, Седой, понимая, что сейчас его жизнь больше зависит от меткости ребят, чем от его реакции, идёт к выродку.
Сухов провожает его взглядом. Ствол винтовки медленно смещается вслед за человеком. Туман, хоть и искажает расстояние, но Сергей уверен в своей способности выстрелить на опережение, и попасть как тогда, на крыше дома в Сертякино, в мародёра или выскочившую тварь.
Перед глазами Сухова до сих пор стоит картинка огромной туши волкособа, лежащей на земле с простреленной башкой. Вокруг твари стоят чистильщики и почему-то молчат, наверное, отказываясь верить, что из животного мог получиться такой монстр. Длинные когти впились в грязь. Из открытой пасти течёт струйка крови. Клыки длиной в палец человека. И руки-лапы, при взгляде на которые становится по-настоящему жутко, точно тварь слепили из нескольких частей от разных хищников, не забыв заимствовать что-то от человека…
Сергей вздрагивает, гоня прочь страшное воспоминание. «Хорошо, что, падая, ничего себе не сломал, – думает Сергей, – только легкие отбил. Обезболивающее вкололи,
