Симагин сунул телефон в карман, вышел из туалета, короткими перебежками двинулся вниз по лестнице. На первом этаже он осторожно заглянул в столовую и, убедившись, что все старшие заняты рассаживанием подопечных по местам, рванул к выходу. Технички в вестибюле вообще не оказалось. Выскочив на улицу, Лешка едва не рассмеялся от удовольствия. Вторая половина дня оказалась явно лучше первой – давно ему так не везло. А если честно, то никогда.
Он поспешно миновал гаражи, направился к мини-маркету «ИП Кузнецов» на автобусной остановке, по дороге крепко сжимая в кармане телефон. Симагин, несмотря на свой возраст, прекрасно понимал: то, о чем знают двое, не может долго оставаться тайной. Если хоть кто-нибудь, пусть даже самый надежный друг (впрочем, таких у него не было), увидит злосчастный мобильник в его руках, весть об этом сразу же облетит всю школу.
В мини-маркете Симагин купил бутылку лимонада, шоколадный батончик и большую пачку чипсов. На пиво денег не осталось, но он не особо переживал, голова была занята другим. Конечно, никто не отменял возможность оставить мобильник у себя, но в этом случае придется спрятать его как можно дальше от посторонних глаз и никогда никуда не брать с собой. А какой смысл в дорогом, навороченном телефоне, если тебе нельзя им пользоваться?
Был еще вариант – продать его кому-нибудь, но Симагин хоть и много слышал о разных барыгах, скупающих краденое, сам не знал ни одного и не имел ни малейшего представления, как выйти на такого человека.
Однако эти проблемы можно было решить после. Сейчас у него имелось все, что нужно для счастья: жрачка и плоская пластмассовая коробочка, полная развлечений. Лешка свернул в парк, добрался до первой засыпанной палыми листьями скамейки, взгромоздился на нее, усевшись, как и полагалось, на верхний край спинки, а ноги поставив на исцарапанное сиденье.
Здесь он надел наушники, открыл пакет с чипсами и принялся рыться в папке «Музыка». По большей части – альтернативный метал, сплошные пидоры в юбках, с тоннелями в ушах и крашеными волосами. Сам Симагин не имел особенных музыкальных предпочтений, слушал то же, что и окружающие – чаще всего шансон. Но ему самому все-таки больше нравился рэп, нормальная пацанская музыка, про тачки, разборки и бизнес. Сейчас он пролистывал список в поисках знакомых имен или названий. Иногда пацаны держали на своих мобилах несколько серьезных хип-хоп-треков, но тут, видимо, был не тот случай.
В самом конце Лешка увидел папку, от названия которой в животе вдруг похолодело. «Чертовы пальцы». Ничего особенного в этих словах, конечно, не было. Слова как слова. Скорее всего, это просто новая группа.
Симагин открыл папку и включил вторую песню из семи безымянных. Уши наполнились жужжанием электрогитар, через несколько мгновений к ним присоединился глухой, тяжелый пульс ударных. Похоже, метал: слишком много шума, слишком много лишней херни «ни о чем», не то что в хип-хопе, где все четко по делу.
Но других вариантов не было, да и, честно признаться, музыка сразу ему понравилась. Она удивительным образом сочеталась с окружающей действительностью. Гитары выводили плавную, грустную мелодию, пусть поданную в виде жесткого перегруженного рева, прекрасно подходящую к пустому парку, стремительно проваливающемуся в осенние сумерки, к усыпанным листьями тропинкам, покосившимся облезлым скамейкам, голым ветвям и редким тусклым фонарям. Тьма скапливалась между стволами деревьев, расползалась по черному асфальту, сочилась с мокрого серого неба, а то, что звучало сейчас в наушниках Симагина, являлось прекрасным саундтреком к ее наступлению.
Потом вступил еще один инструмент – Лешка не сумел бы сказать какой, но явно нечто вроде дудки, – и музыка поглотила мальчишку целиком. Он ни о чем не мог думать, не мог пошевелиться, застыл на вершине скамейки, наслаждаясь мелодией, чуть покачивая головой в такт неспешному, размеренному ритму. Рисунок слегка изменился, гитары больше не рисовали в воображении осенний вечер, теперь они несли Лешку прочь, далеко от парка, далеко от школы, от вечно бухого отца, от забитой, молчаливой матери.
Давным-давно – он был еще совсем маленьким – его возили на лето в деревню к бабушке. Она умерла, когда Лешка учился во втором классе, и с тех пор он почти забыл о ней, но сейчас вдруг вспомнил. Живо, ярко вспыхнул в сознании бабушкин образ, представился ее домик на окраине деревни, бесконечные, залитые туманом поля, тянущиеся во все стороны, насколько хватало глаз. Он будто бы снова брел по ним, чувствуя, как касается коленок влажная трава, как наполняет небо далекий птичий крик. Плеснулась в горле тоска, Лешка скрипнул зубами, пытаясь удержаться, но слезы все равно заструились по щекам.
Песня кончилась, почти без перерыва началась следующая. Она оказалась гораздо более агрессивной: сыпались сплошным потоком барабанные дроби, а гитары уже не пели, но рычали, злобно и напористо. Кроме того, вскоре появился вокал, хриплый, яростный, полный ненависти, похожий на собачий лай. Не выдержав, Симагин, не привычный к такой экстремальной экспрессии, снял наушники.
Вокруг было темно. Он заслушался и не заметил, как сумерки превратились в ночь. Рядом на скамейке лежал пустой пакет из-под чипсов, а в бутылке напитка осталось всего на пару глотков. Вот, блин, сколько же длилась эта песня?!
Лешка посмотрел на экран мобильника. 20:12. Не может быть! Ему казалось, что он провел здесь всего несколько минут, а на самом деле прошло уже больше четырех часов. Никогда раньше с ним не случалось ничего подобного. Яростно матерясь, Лешка вытащил из кармана свой собственный сотовый. Те же цифры. Почти четверть девятого. Он снова ругнулся и, спрыгнув с лавки, решительно зашагал по дорожке в сторону ворот. Из всех фонарей, стоявших вдоль тропинки, горели лишь два, но ему это особенно не мешало.
Пройдя около половины пути до бетонных фигурных столбов, служащих воротами парка, Симагин понял, что забыл выключить музыку – она так и шумела в болтающихся вокруг шеи наушниках. Он остановился, чуть наклонился, чтобы в свете ближайшего фонаря рассмотреть экран мобильника, но тут краем глаза заметил какое-то смазанное, едва уловимое движение впереди. Он резко поднял голову. На самом краю желтого круга под фонарем стояла высокая черная фигура. Мгновением позже она скользнула во мрак и растворилась в нем совершенно бесшумно, не оставив после себя ни шороха листвы под ногами, ни шелеста одежды.
– Эй! – сказал Симагин, чувствуя, как растет ледяной комок в солнечном сплетении. – Эй, ты! Я тебя видел!
Ответом ему была тишина, только казалось, будто музыка
