Сдается мне, именно на это творчество народов мира та самая Виктория, которую то и дело поминают мои спутники, приманивала местное привидение. И приманила, судя по тому, что круг выглядел частично выгоревшим изнутри.
Стало быть, соврал Нифонтов. Он-то говорил, что, мол, не хотят они с этим связываться. На деле же вон, все в наличии.
А еще тут обнаружилось неприятно выглядящее бурое пятно, в котором я без особых сложностей опознал засохшую кровь. И, судя по размеру этого пятна, она просто-таки хлестала из того, кого здесь препарировали. Хотя как оно по-другому может быть? Если человеку варварским способом в бытовых условиях вскрывают грудную клетку, то огромная кровопотеря неизбежна. Равно как и летальный исход.
Не могу сказать, чтобы я запаниковал, увидев всю эту красоту, но оптимизма мне она точно не добавила. Хоть я и заматерел маленько за последние месяцы, но привыкнуть ко всему этому окончательно довольно сложно.
— А почему мы пришли именно в этот ангар? — спросил я у оперативника, который стоял рядом с магическим символом и что-то пытался в нем рассмотреть. — Здесь убили последнюю жертву?
— Первую, — откликнулся Нифонтов. — Тут все началось.
— Не вижу логики, — почесал затылок я. — Разумнее было бы идти туда, где нашли последнюю. Так сказать — по свежим следам.
— Недопонимаешь, — возразил мне Николай. — Первая кровь всегда самая сильная. Ясно же, что это не гуль какой-нибудь орудует, что убивают людей не ради еды или удовольствия, а с какой-то четкой целью. Скажу больше — это, вероятнее всего, часть обряда или ритуала. А в них первая и последняя кровь самые сильные и знаковые. И, как правило, проливают их в одном и том же месте.
— Еще бы понять, что за ритуал, — вздохнула Евгения. — Тогда все намного упростилось бы.
И вот как только она договорила, я услышал сиплый звук, раздавшийся из дальнего и темного угла ангара. Старческий такой, деды, которые летом на лавочке у нашего подъезда «козла» забивают, подобным макаром то ли кашляют, то ли смеются.
А вот мои спутники ничего не услышали, это точно. Николай — тот воплощенное хладнокровие, он мог бы и вида не подать, но не Евгения. Она бы завертелась, как юла, и начала за кобуру хвататься.
— Надо же, — громко сказал я, стараясь не смотреть в тот угол. — Никогда бы не подумал. Мне казалось, что в ритуале главное не то, когда и где кровь пролили, а то, что это произошло.
— В серьезном ритуале все важно, — мрачно ответил мне Нифонтов. — Ну а если он из тех, что связаны с призывом каких-то сущностей, которым на нашем плане бытия вообще не место, то особенно.
— Что бы ты понимал в призывах сущностей! — услышал я голос, причем глумливый донельзя. — Сопляк! Не можешь отличить ритуальное убийство от обычного, а туда же!
Я по-прежнему не видел того, кто это говорил, но одно мне было ясно — это тот, кто нужен оперативникам. И этот «кто-то» на редкость неприятная личность, по голосу слышно.
У меня в голове пронеслось сразу несколько вариантов развития событий. Можно и дальше его провоцировать, выведывая крохи информации вот таким же ассоциативным способом. Можно еще его немного разозлить, нелестно отозвавшись о местных призраках, которые мух не ловят и дают на своей территории творить подобные вещи. Правда, этот вариант чреват тем, что призрак может не немного разозлиться, а изрядно.
А еще можно не темнить и дать этой сущности понять, что я знаю о ее присутствии. От «противного» вариант, но почему бы и нет? В конце концов, что могу, то и делаю. Им был нужен призрак? Вот он. Поговорить с ним надо? Чем смогу — помогу.
— Так это было не ритуальное убийство? — я уставился в темный угол. — О как. А если поподробнее?
Женька было открыла рот, чтобы что-то сказать, но Нифонтов остановил ее, ухватив за руку. Он сразу все понял.
— Думал — померещилось, — сообщила темнота. — Так ты ведьмак.
— Ведьмак, — подтвердил я. — А что в этом удивительного?
— Да как же, — снова закхекала темнота. — Две ищейки из шифровального отдела ОГПУ в компании с ведьмаком! Да такого сроду-роду не было! Ладно, чародейку они с собой в тот раз притащили, те на них всегда работали, но чтобы ведьмак с этими псами в одной упряжке ходил… Никогда эдакого дива не видел.
Сдается мне, что есть в моих познаниях о мире Ночи огромный пробел, в разделе, где содержатся знания о том, с кем дружить можно, а с кем нельзя.
И еще — интересная, должно быть, история у того отдела, в котором эти двое работают. Как их только ни называли — и «судными дьяками», и «коллежскими асессорами». Хотя последнее, возможно, больше указывает на социальный статус, чем на профессию. А теперь к чему-то еще и шифровальный отдел ОГПУ приплели. Кстати, причем тут это-то? Или в те времена, когда ОГПУ было, их предшественники заодно и шифрованием занимались?
— Время идет, все меняется, — решил немного реабилитировать себя я. — Двадцать первый век на дворе.
— Может, и так, — ответил мне невидимый собеседник. — Только вот вашего брата эти бравые ребята как в старые времена особо не жалели, так и сегодня жалеть не будут.
И вот тут я наконец увидел того, с кем вел разговор. Это был старик, естественно, полупрозрачный, как и положено порядочному привидению. И, разумеется, довольно мерзкого вида. Особенно впечатляла его голова, рассеченная на две части аж до самого рта, и босые ноги, покрытые огромными язвами, такими, какие остаются после серьезных ожогов. Сдается мне, что последние минуты жизни этого старикана были сильно неприятными. Кстати, и призрачная одежда была вся в лоскуты порезана, как видно, ногами дело не ограничилось. Пытали перед смертью этого старика изрядно.
— Красив? — не без удовлетворения поинтересовался у меня призрак.
— Не то слово, — подтвердил я. — Это за что же с тобой так распорядились?
— Да было за что, — знакомо заперхал старик. — Обещал я одному лихому человеку дело его добыть на Лубянке, да ему передать, за мзду, само собой. Когда в восемнадцатом году ВЧК из Петрограда в Москву переехало, они же с собой
