Мне очень хотелось выдать матерную тираду, но я не знал, как на это отреагирует умрун.
— Беда, — вот тот максимум, который я счел возможным выдать вслух. — Как ее спасать — непонятно, особенно с учетом того, что она вообще не очень крепка на голову. А теперь небось совсем спятит, после эдакой свистопляски. Да, а как она, находясь в состоянии овоща, меня сюда дотащить умудрилась?
— Тебя принесла другая девица, — уточнил умрун. — Та, что с законником была, рыжая. Очень за тебя переживала. Я не великий знаток тайн женских сердец, но думаю, что ты ей по душе пришелся. Но не советовал бы тебе связываться с ней. Выбирая между тобой и своей службой, она всегда выберет службу. Они там все такие.
— Насчет всех не скажу, но вот ее приятель точно такой, — я пожевал губами, давя в себе очередную матерную связку приличных размеров.
— А я тебе говорил — не связывайся с ним, — не без злорадства заметил Хозяин кладбища. — Кстати, вон они идут, несолоно хлебавши. Никогда не думал, что такое скажу, но я даже рад, что колдун натянул им нос.
И верно — к нам, уже особо не таясь, топали Нифонтов, Евгения, Стас, державшийся рукой за правый бок и дышавший через рот, а также с полдюжины крепких ребят, одетых в короткие кожаные куртки или джинсовки. Скорее всего, коллеги Стаса. А может, даже и подчиненные, учитывая его стремительный карьерный рост.
Ладонь Стаса до кучи была перетянута носовым платком, обожженная щека время от времени дергалась от боли. По ходу, ему в этот раз досталось больше всех.
И все они были невероятно мрачны.
— Очухался? — заметив меня, спросил Нифонтов и, не дожидаясь ответа, сказал Хозяину кладбища: — Утек колдун. Располосовал одного из кладбищенских рабочих от промежности до горла, всю кровь из него выпустил, распечатал ворота, обернулся в ворона и улетел.
— Коль, можно я сразу тебе выскажу все, чего у меня на сердце, а потом пойду себе? — кротко спросил я у оперативника. — Мне теперь есть чем заняться, и есть, о чем подумать.
— А? — повернулся ко мне Нифонтов. — Говори, только быстро.
— Само собой быстро, чего тянуть-то? — мне даже оспаривать в его словах было нечего. — Сука ты, Коля, редкая. Все, я закончил.
— Свежо и оригинально, — и не подумал обижаться оперативник. — Потом тебе будет стыдно за эти слова.
— Не будет, — помотал головой я. — Сука ты и есть. Ладно ты меня подставил, хрен с ним. Но вон ту-то блаженную зачем? Маринку, в смысле?
— Смешной ты, Сашка, — подал голос Стас, развязывающий платок на руке. — Ему не она нужна, а ты. Но ты сам в эту кислоту не полез бы, потому он привлек ее. Обычная оперативная разработка. Чего тут обижаться-то? Всех нас кто-то когда-то танцевать будет. Это жизнь.
— Да понял уже, — отмахнулся от него я. — Это был риторический вопрос. Ну и взывание к совести.
— Мне совестно, — вздернул подбородок вверх Нифонтов и уставился мне в глаза. — Тебе стало легче? Ну и хорошо. А теперь давай остаток данной неприятной беседы перенесем на чуть-чуть потом. У нас и так есть что обсудить.
— Вот это правильно, — одобрил его слова Стас и обратился к своим коллегам, молча стоящим неподалеку: — Никого за территорию не выпускать, особо смотрите за режиссером и оператором, надо у них записи будет изъять. Я сейчас кое-что закончу и к вам присоединюсь.
— За это не беспокойся. — Нифонтов бесцеремонно залез в карман куртки Мезенцевой, достав оттуда пачку сигарет и зажигалку. — В эфир пойдет только то, что и должно. Есть рычаги влияния, так что никто в сторону не вильнет. Меня больше беспокоит труп того таджика-рабочего, которому брюхо вспороли. Это ведь не твоя земля, здесь так просто концы в воду не спрячешь.
— Ты же знаешь, в этой стране все решают знакомства, — успокоил его Стас. — Если они есть, то и слона в спичечный коробок затолкать можно. Наш Семеныч с местным начальником РУВД вместе в академии учился, так что все порешаем. Но ты должен понимать, что с тебя теперь приходится. Не мне — Семенычу. Содружество ведомств — содружеством ведомств, но законы человеческого общежития пока никто не отменял.
— Не вопрос, — тут же заверил его Нифонтов. — Я порядки знаю.
— Спасибо, — внезапно обратился ко мне Стас. — Как только что сказал Николай — «я порядки знаю». Если будет беда — приходи, что в моих силах, то сделаю. Все, друзья, я пошел лечить ожоги народными методами, тем более что мази Вишневского все равно ни у кого с собой нет.
И, расстегивая правой рукой на ходу ширинку, он удалился в темноту.
— Так, — закуривая, пробормотал Николай. — Это мы решили, это на потом, это сейчас непонятно, но и не страшно. Все не так уж плохо.
— На самом деле? — ехидно спросил умрун. — Смешные вы, людишки — сил нет. Вот ты думаешь, что все не так уж плохо, и на сердце у тебя полегчало. А всего-то пара слов — и обратно все станет плохо.
Нифонтов без особой любви взглянул на Хозяина кладбища.
— Колдун этот из кащеева выводка, — явно с удовольствием произнес Костяной царь. — Так-то.
— Это я и без вас понял, — выдохнул с облегчением оперативник. — Когда он Сашку «живым мраком» тюкнул, тогда и понял. Тьфу ты, я подумал, что еще какая-то гадость вылезла наружу, о которой я не знал.
— Саш, ну надо так было, — сказала вдруг Мезенцева примирительно. — Поверь, мы тебе не враги. И ты не думай, мы не просто приманкой тебя сделали, как червяка на рыбалке. Ни тебе, ни твоей этой… Короче — вы в полной безопасности. Ну в почти полной.
— Сказал же — с Александром разговор потом будет, — одернул ее Нифонтов. — Не на ходу, не бегом. А ты пока давай-ка дуй к ребятам Стаса, помоги этот табор в чувство приводить. Ребята у него хорошие, но их аргументы, боюсь, не для этой публики. Я сейчас тоже туда подтянусь.
Евгения кивнула и рванула к телевизионщикам, которые уже галдели так, что их было слышно, наверное, на другом конце кладбища.
— Спасибо, — поклонился оперативник Костяному царю. —
