Что интересно — чем дальше, тем больше оживал ее голос, теперь это была не речь безликого существа, с которым я беседовал всего-то пару минут назад.
— Думать надо, — уклончиво ответил я, не решаясь дать категоричный ответ. — Но сразу скажу — я людей на жертвенных камнях резать не стану. У нас это не принято. Мир изменился, госпожа Морана, и очень здорово.
— Мир все тот же, — холодно сообщила мне она. — Реки впадают в море, деревья оживают весной и спят зимой, а солнце всходит на востоке. Люди изменились, люди. Они перестали различать, где свет и где тьма, что такое доблесть и что такое трусость. Мало того — они теперь часто выдают одно за другое, после чего сами охотно верят в этот обман. Но то люди. Ты к ним отношения не имеешь, ты ведьмак.
— Начинающий, — заметил я. — Можно сказать — новорожденный. Госпожа Морана, я до сих пор толком не разобрался в том, что из себя мир Ночи представляет, а вы меня заставляете такое серьезное решение принимать. Да я покон до сих пор даже не прочел!
— Покон нельзя прочесть. — Морана сделала короткий шаг и оказалась совсем уж рядом со мной, я ощущал холод, идущий от ее тела. — Его можно только принять или отвергнуть. Примешь — станешь одним из многих. Отвергнешь — станешь изгоем, которому дозволено все до тех пор, пока за ним не придет Смерть. Таких изгоев немного, но это проклятое семя все еще топчет дороги мира.
— Потомки Кащея? — сообразил я, о ком она ведет речь. — Да, те еще уроды. Я тут с одним недавно сцепился, и здорово его разозлил. Он меня даже убить пообещал.
Губы Мораны искривились, это было первое изменение в ее лице с той поры, как я его увидел. До того они не шевелились даже тогда, когда она говорила. Выглядело подобное диковато, но, поскольку это сон, я не особо стал загоняться по данному поводу.
— Хорошая жертва, — сказала она мне.
— Вы имеете в виду меня? — уточнил я. — Если он меня грохнет, то это будет хорошая жертва?
— Не он тебя, а ты его, — пояснила Морана. — Пусть будет так! Я приму его от тебя как закладной дар. И даже сердце не придется вырывать, как ты и хотел. Эту погань надо выжигать как гадючье гнездо, тут добрая сталь не поможет.
— А если чужими руками? — сразу уточнил я. — Ну костерок не конкретно я запалю, а кто-то другой? Всяко может повернуться, согласитесь?
— Главное, крикни, когда пламя вскинется вверх как столб: «Морана, эта жертва тебе». И тогда я пойму, что ты принял меня как свою повелительницу, и наши судьбы связаны воедино до самой твоей смерти. Поверь, ведьмак, если все будет так, то ты обретешь больше, чем потеряешь.
Хреновая рекламная компания, прямо скажем. Нет чтобы перечислить все, что я получу в этом случае. Ну или хоть обозначить как-то. А так прямо какой-то кот в мешке получается.
— Идет, — тем не менее, сказал я. — На том пока и остановимся.
На мои щеки легли ледяные ладони, глаза Мораны приблизились, и я ощутил, как наши губы соприкоснулись.
— Ты отмечен мной, ведьмак, — не отпуская мое лицо, сказала она мне. — Это тебя ни к чему не обязывает, это мой тебе дар.
— И что он дает? — решил особо не скромничать я.
— Узнаешь, — губы богини искривила улыбка. — Главное, помни о том, что в мире осталось еще много тех, кто некогда служил мне, они увидят то, что должно. Но и те, кто поклонялся моим врагам, никуда не делись. Будь внимателен, будь мудр, старайся отличить правду от лжи, а дружбу от ненависти. И помни о том, что часто одно от другого отличить очень трудно. А теперь — прощай.
И вот тут я снова проснулся. Правда, вокруг темноты никакой не было, а были самые обычные предрассветные сумерки. И все вокруг было привычно и знакомо — диван, шкаф, кресло с посапывающим на нем Родькой.
На всякий случай я себя ущипнул. Нет, все нормально. Мне больно, а значит, это точно не сон.
А вот то, что я видел, когда спал… Интересно, это было взаправду, или подсознание выкидывает фортеля? С таким-то количеством геморроев это неудивительно. Кстати — в последнее я верю куда больше. Не потому, что мне так спокойнее, а просто потому, что это звучит реалистичнее.
Но можно и проверить. У меня есть личная лакмусовая бумажка на такой случай.
— Родька, — приподнявшись на локтях, гаркнул я. — Подъем.
Мой слуга и не подумал просыпаться, знай себе сопел в две дырочки.
— Совсем разболтался, — посетовал я и запустил в него подушкой.
— А, чего? — переполошился мохнатик и замахал лапами, отбиваясь от внезапно напавшего противника. Само собой, подушку он победил, а после уставился на меня.
— Сюда иди, — потребовал я, спуская ноги на пол. — Смотри в оба. На меня, чудило, на меня. Ничего не замечаешь?
Что в Родьке хорошо, так это то, что лишних вопросов вроде: «а зачем» и «чего я должен увидеть» он не задает. Спрыгнул с кресла, подбежал и выполнил требуемое.
— Ну? — требовательно спросил я. — Чего?
— Волосы растрепаны, — почесав левое ухо, произнес Родька. — Прыщик на подбородке вылез. Что еще? Рубашка мятая, и воротник у нее грязный. А, понял! Постирать и погладить, да?
— И это все? — уточнил я.
— Еще портки надо погладить? — начал нервничать Родька. — Хозяин, да я бы еще с вечера, но ты же в них сам спать залег. А так бы я…
Судя по всему, это все-таки был только сон. Чтобы слуга ведьмака не распознал дар богини, пусть и древне-затрапезной? Да ну, не бывает.
Надо бы «афобазол» попить маленько. Или «глицин». Нервишки подлечить. Тогда и хрень всякая сниться не будет.
Тем временем Родька начал нервничать и перебирать все возможные причины такого моего поведения.
— Хозяин, если ты насчет тех сухарей с сахаром и изюмом, так это не я их съел, а Кузьмич, — затараторил он. — Кузьмича ведь завсегда приветить
