Кажется, во взгляде Вацлава мелькнуло нечто близкое к уважению. Он наверняка ожидал встретить рыдающую преступницу, а не каменно-спокойную женщину.
Знал бы, чего мне эта выдержка стоит.
— Люблю деловой подход, — обрадовался Магистр. — Тогда давайте сначала о деле, а потом уже выпьем чаю. Или вам лучше воды?
Я не выдержала и сглотнула. Хотя бы глоток.
— Можно и воды, — согласилась негромко.
В глубине души надеялась, что меня опять отправят в душ. Я готова потерпеть надсмотрщика, но согреться под горячей водой. И попить.
Увы, облегчать мне жизнь никто не собирался.
— Тогда идем, поговорим. А потом уже и все остальное.
Я задумчиво уставилась на него. Нет, выскажу.
— Интересно, — проговорила негромко, — как вам сегодня спалось?
Мог и не отвечать, я по цветущему виду понимала: Вацлава не мучила бессонница. Тогда как я, в мятом бесформенном платье, непричесанная и дрожащая от недосыпа, выглядела как самая настоящая ведьма.
— Отлично, — последовал ответ. — Идемте, Ева. Хорошее у вас имя, кстати. Кто назвал?
— Папа, — выдавила с трудом, выходя из комнаты.
И едва не попятилась, так как в коридоре обнаружила Алдо, а с ним еще одного мужчину. Тоже высокий и сильный, как и большинство в Ордене. Короткая стрижка и стальной блеск глаз. На меня он взглянул почти с жалостью и проговорил:
— Прошу за мной.
— И за мной, — широко улыбнулся Алдо.
— Не обращай на них внимания, Ева, — перешел вдруг на «ты» Вацлав. — Они на тот случай, если ты откажешься говорить правду. Сегодня тебя не казнят.
— Тогда что вам надо?
— Просто информацию, вот и все.
— Сейчас двадцать первый век, — мрачно сообщила я, чувствуя, как опять бьет мелкая дрожь, — есть масса препаратов, что развяжут мне язык. Я молчу об этике по отношению к беременным, вам плевать. Зачем такие сложности в виде запугивания меня двумя мордоворотами.
Хлесткий удар по пятой точке заставил взвизгнуть.
— Алдо, — прикрикнул Вацлав, — не трожь ее… пока. Ева у нас женщина умная, она понимает, что ни к чему омрачать последний день жизни разными трудностями. Мы же можем цивилизованно поговорить, а потом дать ей возможность в последний раз насладиться благами жизни.
Почему-то мне не понравилась его речь.
И снова широкие светлые коридоры, одни мужские лица и… равнодушие. По сути, злости я не встречала. И от этого становилось лишь страшнее. Орден относился ко мне как к неизбежной рутине. Как к мусору, который надо перебрать, а затем выбросить.
При виде следующей комнаты мне стало плохо. Довольно большое помещение с серыми стенами и темным полом. А вокруг множество приспособлений, от которых кровь внутри превратилась в лед.
— Нет, — я не выдержала, — нет, нет!
И рванулась назад в отчаянной попытке удрать. Забилась в руках двух Палачей, завизжала, понимая, что вот это вот — последняя капля. Я не могу, я не хочу заходить туда! Туда, где стоит деревянное кресло, сплошь утыканное мелкими острыми гвоздями. Туда, где с потолка свешиваются цепи, а на длинном столике разложены острые инструменты.
Я знаю, что если зайду туда, то уже не выйду.
Поэтому и кусалась и царапалась, как бешеная. Пока не получила удар по лицу, от которого звездочки запрыгали перед глазами. Всхлипнула и повисла в руках мужчин, позволяя себя утащить в комнату. Почувствовала, как руки поднимают, как их обхватывают стальные наручники, и снова забарахталась.
— Вот дай мне повод, — услышала шепот Алдо над ухом, — дай повод ударить тебя сюда.
И рукой провел по моему животу.
Это отрезвило в мгновение ока. Я сжалась и замерла, боясь даже вдохнуть поглубже.
— Отойди от нее, — проговорил второй Палач, — она тебя боится. Не сможет отвечать связно.
Он отодвинул явно разочарованного Алдо плечом, поправил на мне платье и сообщил:
— Лучше привстань на цыпочки, иначе запястья к концу допроса опухнут.
Какая забота, аж до слез. Я сморгнула мокрыми ресницами и послушалась совета.
Напротив меня, метрах в двух, стена оказалась полностью стеклянной. По ту сторону стояли Вацлав и еще пара человек. Тоже в годах, но крепкие и подтянутые. Смотрю, они тут все за собой следят.
— Ева, ну что за истерики? — Голос Вацлава звучал так укоризненно, словно он отчитывал нерадивую дочь.
И тут я вспомнила, где могла слышать это имя.
Ирен!
Ирен говорила, что так зовут ее отца. Вряд ли в Ордене два человека с таким именем.
Я внимательно всмотрелась в жесткое мужское лицо, теперь понимая, что в чем-то Ирен похожа на него.
— Смотрю, ты настроена на беседу, — сообщил Вацлав в ответ на мое внимание. — Итак, скажи мне, для чего ты собирала вещи?
Ну, конечно, бегу и падаю.
— Собирала?
— У тебя шесть вещей, ты же не хочешь сказать, что все они попали в руки совершенно случайно?
А вот сейчас надо соврать так, чтобы это было почти правдой.
— Врать вам бесполезно? — спросила, придав голосу испуг.
— А ты попробуй, — тут же раздался сзади голос Алдо, от которого меня передернуло. Звякнули цепи, что поднимали мои руки над головой.
— Я скажу правду, — заверила, глядя на Вацлава круглыми глазами, — только пусть он меня не трогает!
— Конечно, Ева, — кивнул он. — За правду не наказывают. Так зачем тебе вещи?
— Не знаю.
— Я думал, мы договорились.
— Это правда! — закричала я. — Первой была юбка. Я заказала ее для викторианского костюма.
Это была игра «вопрос-ответ», танец над бездной. Малейшая неточность, неверная интонация — и все бы рухнуло. Я лишь надеялась, что допрос пройдет спокойно. И продолжала скользить между ложью и правдой. Чтобы ни звука, ни намека на Хана, на свою цель.
Да, вещи собирала, да, по миру ездила. Я фрилансер, могу работать из любой страны. Вещи? Они сами находили меня. После третьего раза я стала экспериментировать и сама находила владелиц. Да, вещи меня звали. Но я просто их собирала и не планировала применять. Это коллекция.
