— Ты там разве был?
— В здешнем — нет, а в нашем сподобился пару раз. И действительно, почему надо ограничиться только одним резервным центром? Зимой лучше всего работать из Калининграда, весной и в самом начале лета можно из Евпатории, там море мелкое, прогревается быстрее, а с июля по сентябрь включительно из Нового Света. Но это в не таком уж близком прекрасном будущем, а пока напиши, что перевод управления именно сейчас является несвоевременным. Мол, он может сказаться на сроках третьей лунной, а там и так все висит на волоске, что чистая правда. Я подпишу и лично вручу Шелепину.
Вскоре к нам в «Мечту» явился Келдыш, который еще не решил, чей именно я побочный родственник — Косыгина, Шелепина или самого Брежнева, но явно пришел к выводу, что мной что-то полезное делается и без учета гипотетического родства. Он лично привез пронумерованный от единицы до ста трех список камней, подлежащих переправке с Луны на Землю. Перед тем, как положить в контейнер, мой «Мальчик-четыре» их со всех сторон фотографировал, взвешивал и присваивал номер. А теперь ученые перед каждым порядковым номером вписали свой приоритетный. То есть список выглядел таким образом:
1 — 32
2 — 12
3 — 95
Ну и так далее до «103 — 7». То есть если станция не сможет вывезти с Луны все, а этого пока никто обещать не мог, то нам расставили приоритеты.
— Мстислав Всеволодович, так это что — обломки какого-то необычного метеорита, корабля пришельцев или вовсе чего-нибудь непонятного?
— Лично я склоняюсь к третьему варианту, потому и прошу вас как можно серьезнее отнестись к решению данной задачи.
— Обязательно, Мстислав Всеволодович, мне самому интересно.
Готовящаяся к полету «Луна-20» явных аналогов в прошлом Антонова не имела. Челомей создавал ее на базе инициативного проекта корабля для пилотируемого облета Луны одним человеком — такой был, но от него отказались по двум причинам. Во-первых, риск все же показался слишком велик, а во-вторых, такой полет не имел особого смысла. Пилотируемый облет мог быть оправдан только как репетиция полета с посадкой, но как раз этого не предусматривалось. А ни в научном, ни в пропагандистском плане он не давал почти ничего.
Зато для задачи по доставке образцов лунного грунта на Землю даже появился некоторый запас. Когда я приехал в гости к недавно ставшему трижды героем соцтруда Челомею в Фили, он спросил меня:
— Виктор, как ты оцениваешь вероятность того, что хоть один твой луноход доживет до прилета «двадцатки»?
— Процентов в тридцать. Это самое узкое место проекта.
— Вот-вот, и мне тоже так кажется. Поэтому лучше захватить с собой еще один, специально предназначенный для загрузки образцов в станцию. Но он должен быть существенно легче «Мальчика». Мы можем выделить всего семьдесят пять килограммов.
— Ясно, — сказал тогда я и позвонил своей секретарше, чтобы она приобрела мне билет на самолет до Ленинграда. Без чего можно обойтись в шасси «Мальчика», обсуждать надо было с его конструкторами. С электроникой-то я разберусь сам, но на ней много не сэкономишь.
И вот в конце февраля шасси аппарата «Пионер» прибыло в мой институт.
Это был тощий, то есть с узким облегченным корпусом, анемичный «Мальчик». Его укороченные легкие манипуляторы были сдвинуты почти к самой передней грани и для повышения проходимости использоваться практически не могли. Главной телекамеры он не имел, только две для обеспечения пилотирования. Все, относящееся к подогреву, отсутствовало, он мог только охлаждаться, потому что ночевка на Луне не предусматривалась вообще. Ведущими были только задние колеса, да и то их двигатели имели всего по двести ватт максимальной пиковой мощности. А постоянной — вообще по сто.
— Хилый уродец, — вздохнула Вера, увидев этот механизм.
— Увы, — подтвердил я, — но зато он вместе с электроникой и аккумуляторами будет весить пятьдесят шесть килограммов.
А про себя подумал, что надо срочно придумать причину, по которой Вера не станет заниматься пилотированием «Пионера». Потому что полет, скорее всего, состоится, когда она будет уже на восьмом месяце. И тут хоть она его будет гонять по Луне, хоть не она — все равно плохо. Волноваться и переживать начнет в любом случае.
На следующей неделе, поздним вечером, когда мы с женой уже легли, она меня спросила:
— Вить, а ты не можешь мне сделать такое самоходное колесо, как у дракона? Очень хочется попробовать.
— Пожалуй, смогу, но тут будут два условия. Первое — делать начну только после того, как ты благополучно родишь. И второе — ездить на нем можно будет исключительно по территории института. И всегда в мотоциклетной защите.
— Спасибо, — шепнула Вера и поцеловала меня в ухо. — А ты не будешь потом говорить, что я езжу быстрее, чем летает мой ангел-хранитель?
— Не буду, эти колеса довольно медленные. То, которое у дракона, развивает всего сорок километров в час. Но у меня такое не выйдет, твое будет разгоняться хорошо, если до тридцати. Это надо талант иметь, чтобы разбиться на такой скорости, да еще в защите.
— А… — несколько разочарованно протянула Вера, — понятно. Ты решил, что если я начну ездить на колесе, то буду меньше гонять на мотоцикле, потому и берешься делать. А я-то, наивная, думала, это потому, что ты меня любишь.
Беда с этими беременными, подумал я. Впрочем, ближе к концу срока должно полегчать. Ей, ну и мне тоже. И честно заявил:
— Конечно! Стал бы я о тебе беспокоиться, если бы не любил. Спи, нам завтра вставать рано.
— Нет, Вить, — шепнула Вера. — Не нам, а только тебе. Я, конечно, могу с тобой съездить, но обкатывать «Пионера» не буду. Ты был прав, хотя причину назвал не ту, но все равно.
— Да? А какая же правильная причина?
- Жалко мне его! Он и так уродец с рождения, а его еще и придется готовить к самоубийственной экспедиции. Я понимаю, что он железный, титановый и дюралевый, но все равно не могу. Пусть с ним Юрий Степанович возится. А ты мне ту машинку почини, которую я по старой квартире гоняла на радость Джульке.
— Хорошо,
