Я, хоть и сидел на диване, чуть не подпрыгнул, услышав такое, но потом подумал, что это может быть и просо совпадением. Вера же говорила, что влюбилась в Витю почти сразу, как они познакомились в новой квартире, ну, а дракон — довольно распространенный образ. Вот, значит, старушка во сне и прокручивает свои давно ушедшие девичьи мечты. Наверняка ведь ей, только узнавшей о смерти соседа, тогда хотелось, чтобы все на самом деле оказалось неправдой и его кто-нибудь успел спасти!
— Мы с ним полюбили друг друга, — продолжала Вера Михайловна, — женились и жили душа в душу. На самом-то деле у меня два сына, а во сне было три дочери. Татьяна, Анастасия и Светлана.
Ой, подумал я. Имя первой дочери тоже совпало! Как там говорится — одно совпадение есть случайность, два — тенденция, три — закономерность? И, значит, мне можно ждать еще двоих дочек? Ну, а насчет третьего совпадения недолго и уточнить.
— Вера Михайловна, а кем был по профессии Витя из ваших снов?
— Инженером, ученым, потом стал космонавтом.
— Убедился? — встрял Антонов. — Причем ты ей ничего такого внушить не мог. Ладно там ваша женитьба и имя первой дочери, но ведь про следующих ты даже не думал! Хотел сына, и даже имя ему придумал — Вася.
— Мало ли, может, Вера хочет именно дочерей. Кстати, вернусь к себе и спрошу, как она их хочет назвать, если что.
— Блин, тут с тобой недолго заделаться Нострадамусом. Так вот, вангую, — она тебе скажет «Настя и Света».
— Честно говоря, и у меня такое же подозрение. Так это, получается, что — еще одна связь между мирами? Причем не такая, как у нас с тобой.
— Возможно. Кстати, у нас тоже все начиналось со снов, но тут явно просматриваются какие-то элементы прозрения будущего. Или одного из вариантов такового. Слушай, а спроси ее о своей дальнейшей судьбе! Может, и узнаешь что интересное.
Я спросил и услышал в ответ, что Витя Скворцов из ее снов разбился не то в пятом, не то в шестом полете.
— Значит, так, — заявил Антонов. — Летаешь четыре раза, а потом наступаешь на горло своему героизму и сидишь на Земле до естественной кончины, которая сама собой произойдет никак не раньше двадцатых годов двадцать первого века. Если сам не сможешь наступить, я помогу. Ишь ты, собрался он там героически погибнуть, а мне, значит, тут оставаться одинокому и всеми брошенному? Хрен тебе.
— Да не волнуйся ты, я, конечно, герой, но не самоубийца же.
Вера Михайловна тем временем продолжала:
— В его честь назвали площадь, которая сейчас Гагарина, а тогда была площадью Калужской заставы. И памятник на том же месте стоит, только не такой высокий, как Гагарину. Зато Витя там как живой, только, конечно, уже довольно старый.
— Старый — это хорошо, но ты все равно особо не геройствуй, — прокомментировал Антонов.
Вернувшись в шестьдесят девятый год, я спросил у Веры, как он себя чувствует.
— Тоже заметил? — хмыкнула супруга. — Да, у Танюшки месяцев через восемь будет братик. Или сестричка.
— Как назовем? — поинтересовался я.
— Если мальчик, то Васей, а если девочка — то Настей.
У меня тут же зашевелилась мыслишка — пожалуй, если и летать в космос, то только три раза, не больше. Мало ли, вдруг Вера Михайловна слегка запуталась в сонной арифметике и мне суждено не вернуться не из пятого или шестого, а из четвертого полета? Ну вот не нравится мне название «Площадь Скворцова», и все тут. Пусть остается, как сейчас, площадью Калужской заставы. И памятников мне не надо, еще снесут во время какой-нибудь перестройки. Или переименуют, такое, кажется, тоже бывало.
Но на этом мои мысли о будущем были прерваны — вернулись тетя Нина с дядей Мишей, причем вместе. Теща предупреждала, что они задержатся, так что мы не волновались.
— Ну, дети, — торжественно заявила Нина Александровна, — поздравляю, у нас скоро будет дача.
— Ура! — вполголоса, потому что Танюшка уже спала, завопила Вера. — А зачем она нам?
— Затем, чтобы ваши дети были не как ты, впервые гриб увидевшая на тринадцатом году жизни. Здесь все-таки город, хоть и на берегу речки рядом с лесом. Тем более что через Пахру за институтом уже строят еще один мост, говорят, и тот берег будут застраивать, тогда мы вовсе окажемся в центре.
— И где это будет? — поинтересовался я. Меня Октябрина тоже пыталась втянуть в дачный кооператив, но я тогда отмахнулся, было не до всякой ерунды.
— Семенково, это там, где Калужское шоссе примыкает к Варшавскому. Рядом большой лес, речка, правда, совсем маленькая, а неподалеку Вороновские пруды, там вообще, кажется, цековские дачи.
— Не цековские, а совминовские, — уточнил дядя Миша. — Но эти тоже не лыком шиты, знают, где поселиться. В общем, места там хорошие. Мы записались на участок двенадцать соток и дом за девять тысяч. Но это еще можно переиграть, если у вас вдруг с деньгами не очень. Мы с матерью потянем только тысячи четыре, не больше.
— С деньгами у нас все нормально, — уточнил я.
— А вы туда от нас не сбежите? — на всякий случай решила слегка испугаться Вера.
— Дочь, да как у тебя вообще язык-то повернулся такое ляпнуть, — возмутился дядя Миша. — Будем там с внуками сидеть, чего им, мля, в городе-то летом маяться.
А потом одно за одним пошли невероятные события. Первое нас с Верой еще не очень потрясло, хотя, конечно, ввергло в недоумение. Тетя Нина достала из сумки бутылку кагора, выставила ее на стол и заявила:
— Я, конечно, пьянства не одобряю, но по такому поводу можно слегка себе позволить. Вить, для тебя лимонад есть, Миш, доставай его.
И тут случилось второе событие, аналогов которому не было и не могло быть. Дядя Миша достал не одну, а две бутылки лимонада, торжественно объявив:
— Все, я теперь как Витя, тоже не пью. Хватит, выпил уже свое. Так что вы,
