— Последнее утверждение звучит несколько двусмысленно, — заметил я.
— Оно не звучит, я же с тобой не вслух разговариваю. В общем, приступаем. Что у нас тут — картофельное пюре с протертой тушенкой? Два тюбика я точно осилю.
Изучение места обвала с металлоискателем показало, что внизу почти ничего интересного нет. А вот наверху, там, где «четверка» смогла удержаться на склоне, сигнал был, но не совсем чистый.
— Кажется, между металлоискателем и гафнием еще какой-то металл, — предположил я.
— Согласен, — не стал спорить Антонов, — бури поглубже, и закладываем сразу две шашки. Кстати, надо не забыть заснять взрыв, причем с противоположного края кратера, тогда он будет на фоне Земли.
— Позер.
— Нет, я просто не забываю о советском народе, которому не помешают зрелища. Пошли, что ли, за перфоратором? До конца смены еще час двадцать, успеем провертеть не меньше половины.
Первый взрыв наломал камней с вкраплениями какого-то метала, но не гафния. Ничего, на Земле разберутся. Зато после второго бабаха мы быстро нашли то, что нужно.
— Он, — заявил Антонов, разглядывая булыжник размером примерно с кирпич. — Точно как в микроскопе, когда ты в ИМЕТе рассматривал то, что осталось от образца. И металлоискатель мое предположение подтверждает, так что, похоже, наша беспримерная одиссея подходит к успешному завершению.
— Не говори гоп, — вздохнул я, — нам же на эти вкрапления надо реактивами покапать, ты не забыл? И попытаться отколупнуть чешуйку, а потом пропустить через нее ток и оценить температуру по спектру.
— Я помню, но уверен, что все пробы подтвердят — это оно самое.
Духовный брат оказался прав. Я даже предположил, что температура раскаленного кусочка была ближе к пяти тысячам кельвинов, чем к четырем — мой немалый опыт работы со сверхмощными светодиодами позволял мне сделать такой вывод. Впрочем, анализ спектра его полностью подтвердил.
Я связался с Землей и передал очередной рапорт, в конце которого был такой пассаж:
«Самочувствие отличное, аппетит отменный, ем на треть больше запланированного, все хорошо, конец связи». Это означало, что найдено достаточное количество искомого сплава, две трети беру с собой для доставки на Землю, треть оставляю в инструментальном ящике лебедки на случай, если вдруг не долечу. Оттуда образец сможет достать и любой луноход с руками, даже «Пионер». Ну, и Земле пора уточнять время старта с Луны для обеспечения гарантированной встречи с болтающимся на лунной орбите «Союзом». И тщательно, даже очень тщательно, потому что у меня будет всего одна попытка.
Ответ пришел быстро:
«Рады за вас, продолжайте работу по программе».
И отдельно от Веры:
«Витенька, мы все тебя ждем, помни, что я тебе говорила перед полетом. Будет трудно, но ты сможешь. Я вчера снова была там, на Крупской, и еще раз повторяю — ты сможешь! Вера.»
— Ну, теперь можно не волноваться, с таким-то мощным предикторским обеспечением, — зевнул Антонов. — Может, успеем еще немного вздремнуть в человеческих условиях? А то в лунном «Союзе» ведь будет не сон, а просто какое-то издевательство над организмом.
Глава 34
— Булыжники, булыжники не забудь! — в который раз напомнил мне духовный брат. Я не ответил, было не до того. Расстояние до лунного «Союза» уменьшалось, но медленнее, чем это предполагалось по расчетам, и намного медленнее, чем хотелось мне.
Сближение корабля и посадочного модуля на лунной орбите шло далеко не идеально. Сначала «Союз» был пассивным, а модуль, подрабатывая двигателями, к нему потихоньку приближался. Слишком потихоньку, горючее кончилось, когда до корабля было пятьсот метров, и здесь уже пришлось поработать движкам «Союза».
Пожалуй, пора, подумал я, когда до корабля осталось метров пятьдесят.
В чем-то мне было значительно легче, чем ребятам, производившим стыковки на околоземной орбите. Они смотрели через иллюминаторы и оптику, а я стоял, наполовину высунувшись из люка, прямо как какой-нибудь танкист в поверженном Берлине.
Так, пора подавать команду на выпуск леера.
Она прошла, и около «Союза» появилось облачко пара. Затем из него выплыл небольшой шар, за которым тянулся шнур.
Шар был самонаводящейся газовой ракетой, а наводился он на сигнал маяка моего скафандра. Да, наведение работает, и, значит, действительно пора пристегивать к поясу сумку с образцами.
— Уф, наконец-то, — облегчено прокомментировал Антонов. — А то я все боялся, что ты их в конце концов забудешь.
Тем временем шар мягко ткнулся мне в грудь. Я прицепил леер к скафандру, отстегнул шар и чуть толкнул, отправляя в свободный полет. Потом, перебирая руками, двинулся по лееру в сторону «Союза». И по дороге оглянулся, бросив последний взгляд на удаляющийся посадочный модуль и сделав его последние снимки камерой на шлеме.
Модуль казался удивительно маленьким — сейчас он не имел даже шасси, которое осталось на Луне. Жилой отсек поверх легкой рамы, четыре небольших двигателя внизу и шесть шарообразным баков по периметру — вот все. И в этом скворечнике я спускался на Луну и даже как-то поднялся обратно на орбиту! Но больше я туда не полезу, и не уговаривайте.
Кое-как я добрался до корабля, засунул сумку с образцами в контейнер, протиснулся в открытый люк, устроился на сиденье и захлопнул крышку над головой. Включил питание электроники, убедился, что люк закрылся герметично, и открыл кран, запуская атмосферу в жилой отсек.
Минуты через три давление составило триста пятьдесят миллиметров ртутного столба, и я поднял стекло скафандра. Да, температура бодрящая, примерно минус пятнадцать, но в начале полета было хуже, и ничего, обошлось. Пора, пожалуй, пытаться связаться с Землей.
Наше с Антоновым положение было хоть и не совсем аховым, но ничего особо приятного в нем тоже не наблюдалось. Маневрируя для сближения с лунным модулем, «Союз» сжег топливо, которого тут и так было впритык, и теперь никакого запаса вообще не оставалось. То есть если и разгоняющий импульс для ухода с луной орбиты, и тормозящий для перехода на околоземную будут проведены идеально, горючего на них хватит. Однако ни о какой коррекции орбиты в пути тогда не может быть и речи. А если она вдруг понадобится, то на торможение горючего не останется. Правда, это
