Точное знание же, когда бывает новолуние, проблемой не являлось. Это на приём в камере работал лишь один канал – тонкий проводок, оканчивающийся микрофоном. Передача информации извне велась без ограничений и цензуры, и узник даже мог бы смотреть реалити-шоу и развлекательные сингкомы по сотням каналов пэкавизора, который выпросил. Не говоря уж о программах и циклах, несущих смысловую нагрузку, а не только визуальную. Тюремщики удовлетворили просьбу, сочли простенький «зомбоящик» неподходящим средством для ментальных воздействий.
Ограниченные умы, верящие, что человеку для возвращения на волю непременно нужны «костыли» в виде всяческих гаджетов, машин, роботов, имплантов, приборов, инструментов, орудий.
Человек изначально обладает самым мощным и убойным оружием. Собственным разумом. Надо только выявить и овладеть его силой полноценно.
У кого-то получается. Черник пуще всего на свете желал, чтобы получилось у него, хоть на секунду. Вполне достаточно для прыжка на свободу.
* * *…Человек стоял на краю бездонной пропасти. Как выяснилось, с этой кромки при желании можно попасть в любой мир и любую реальность. Если суметь правильно ходить… Он встряхнул головой, с трудом отвёл зачарованный взгляд от доступного как никогда, раскинувшегося в пределах одного шага космоса и перевёл его на собеседницу.
– Ни в коем случае, – так же твёрдо ответил сталкер, вновь повернувшийся к ней лицом. – Какое ж это самопожертвование! Я очень даже неплохо устроился, разве не так? Теперь получу реальную возможность оторваться от Земли, избавиться от оков бренной плоти и множество других возможностей, от которых дух захватит!
– Дух – это ключевое слово, ты осознал. Да, благодаря мне ты раздвинешь горизонты настолько, что сможешь творить мир не в переносном смысле. Но станешь ли счастливым…
– А я вообще-то не стремлюсь быть счастливым. Точно знаю, что счастье длится лишь мгновения. А для того чтобы не жить напрасно, понадобится нечто более длительное и протяжённое. Я для себя выбрал такой ответ. Хочу знать и понимать, что благодаря моим усилиям, пусть ничтожно крохотным по сравнению с движениями звёзд, будут счастливы другие. И тогда в мириадах мгновений счастья, искрами вспыхивающих у других людей, так или иначе загорится и моя частичка счастья. Даже если меня, моего «Я», уже и в помине не будет на лике вселенной.
– Э-э, да ты хочешь быть вечным! – Женщина снова улыбнулась и тоже отвернулась от космоса, чтобы смотреть мужчине в глаза. – Впрочем, масштаб твоей личности изначально был… м-м… глобальным. Иначе не хватило бы сил дойти до Эпицентра, и мы сейчас здесь не стояли и не беседовали о главном.
– Ну, я всё-таки человек, пусть и глобального масштаба, спасибо за высокую оценку. – Собеседник не улыбался, но в голосе его мелькнула нотка самоиронии. – И во мне есть доля эгоизма. Раз уж родился и живой, хотелось бы не понаслышке, а собственными глазами увидеть, ушами услышать, кожей ощутить, своими руками потрогать… В память добавить, осмыслить впечатления и поделиться ими с…
Он осёкся, замолчал, но вместо него без колебаний и подыскивания формулировок предложение завершила она:
– С той, кого люблю, которую так долго искал и такой неблизкий путь преодолел, пока шёл к ней.
– Как-то так. – Вот теперь и он улыбнулся.
Он помолчал, всматриваясь в её глаза, сейчас такие же бездонные, как космос.
– Тело и разум не определяют, они слабые, – сказал он, стремясь выплеснуть наболевшее. – Понимаю теперь по полной программе… Изнурённость для тела и неизвестность для мозга. Как мало нужно, чтобы спустить человека с вершины эйфории в пропасть отчаяния. Материальная оболочка человека, тело вообще и мозг в частности, слишком уязвимы. Несколько градусов изменения среднегодовой температуры – и исчезали цивилизации… Минус пять и плюс пять градусов – большая разница для отдельного человека. И так далее… Поразительно, что мы вообще сумели распространиться и превратиться в биовид, господствующий на планете. Пока не явились непрошеные гости извне и не сбросили с пьедестала самозваных царей природы.
– Ты верно понял. Определяет дух, душа… Не совсем адекватные понятия, но слов ближе по смыслу в человеческих языках нет.
19. Выход из Тени
После ночёвки на той стороне болота Стран и Людоед оказались менее чем в трети дневного перехода от аэропорта. Они почти дошли! Несмотря на все помехи и препятствия, приблизились к цели вплотную. Вот только пройти остаток дороги им предстояло уже без Мамбы… Да, лидер потерял последнего воина своего отряда. И это было крайне досадно. Возвращаться на базу единственным выжившим, «капитаном потопленного корабля»… Какое древнее, странное выражение!
Как это случилось? Ответа нет. Наутро мужчины обнаружили труп спутницы. По всему телу у неё расползлись чёрные пятна. Глаза – когда Людоед приподнял одно, другое веко – превратились в слизистую кашицу. При этом тело теневички было подозрительно мягким на ощупь. Трупы, особенно когда они успели полежать хотя бы несколько часов, обычно твердеют. А здесь что-то совсем неладное стряслось.
И тут Странник вспомнил одну деталь. Квазимуха, которая вчера укусила Мамбу. Людоед сначала не поверил. Да, эти твари кусали людей, но от их укусов не умирают! Вообще ничего угрожающего быть не должно… Если только не… заражение? Попалась квазимуха, чем-то инфицированная, или Мамба подхватила на болоте какую-то пакость через ранку от укуса, не обработав её вовремя. Иного объяснения не найти, потому что мужчины прокрадывались рядом с ней и ничем не заразились. Что ж, вполне убедительное обоснование. Стран схватывает всё на лету. Вот только Людоеду стало не по себе, что такая случайность, вполне возможно, могла грозить и ему самому.
Вытащив тело Мамбы из убежища, где они ночевали, Людоед и Стран бросили его в аномальную «искажёнку». Естественно, к телу они голыми руками не притрагивались. Пришлый – потому что был в костюме, покрывающем его с ног до головы, Людоед из осторожности – мало ли, как передаётся зараза. Мёртвую напарницу они утилизировали по двум причинам. Первая – если на обратном пути или ещё когда-нибудь Людоеду придётся остановиться в этом же укрытии, явно не ахти будет ночевать там вместе с трупом Мамбы, который к тому времени совсем разложится. Хотя зачастую именно так и приходилось делать – ночевать в местах, где кто-то умирал или лежал чей-то
