Клер была уверена, что после фильма и событий прошедшего дня ей приснятся изувеченные тела жертв, извивающиеся, как в аду, в своем призрачном мире, но царство снов встретило ее чем-то совсем иным. Во сне перед ней снова раскрывались роскошные двери музея и она поднималась вверх по парадной мраморной лестнице. Как красива эта лестница с золочеными перилами! Ступени убегали высоко, будто в поднебесный рай. Казалось, вот-вот послышится пение птиц в райских кущах, но окружающее лестницу пространство было мрачным. Роскошным и мрачным. Клер уже бывала прежде в этом доме. Она помнила. Вот и сейчас она вернулась в него. Во сне.
Лестница все не кончалась, будто действительно вела в небеса. Ограничена ли она крышей старинного дома или ведет прямо к звездным небесам, Клер не видела, но чувствовала, что дом находится в Венеции. Каждой порой кожи она чувствовала колыхание канала внизу. До нее доносились звуки текучей воды, похожие на пение. Песня русалок. Только вниз возврата нет. Она поднимается наверх. На самый верх старого здания. К великолепным анфиладам пустых залов, где будет искать его.
Кого? Клер нахмурилась. Она не могла вспомнить. А бледная ночная сорочка с золотыми нитями, похожая чем-то на наряд шекспировской Джульетты, колыхалась вокруг ее ног, обвивала стан, окутывала, будто роскошным саваном. Какой необычный наряд! В жизни она не носила ничего подобного. Но это ведь происходило не наяву. Клер дошла до анфилады залов и двинулась вперед по мрачному дому. В пролете лестницы, оставшейся позади, стояла статуя того самого божества, которое она уже видела в музее. Только на этот раз статуя шевелилась. Щупальца выползали из-под маски и длинного плаща. Они тянулись за Клер, но не могли достать ее голые стопы, потому что она уже добралась до галереи зеркальных залов. Сюда они почему-то не смели сунуться.
В темном конце галереи ее ждало нечто. Свежесть воды, доносившаяся с канала, здесь меркла перед дыханием жара и огня. Ноздрей Клер достиг запах раскаленного металла и жженой плоти, а еще… Да, этот запах она не могла перепутать ни с чем. Крови.
Вокруг нее проносились виды роскошных галерей, а в конце них, возможно, расположилась пыточная. Невероятно, но жар усиливался. Клер не видела камина, но ощущала его близость. Или то была жаровня. Она остановилась, заметив кого-то впереди. Какое-то сгорбленное и сильное создание в маске склонилось над трупом женщины. В его руке был нож, и оно наносило порезы.
Клер не ощутила ужаса. В конце концов, это был просто сон. Но существо, истязавшее жертву, вдруг принюхалось и подняло голову. Даже в прорезях маски было видно, как изувечено его лицо. Клер не могла кричать. Она ждала. И глупо делала. Ведь он мог кинуться на нее с ножом. Такому существу всегда нужна новая жертва. Искалеченная рука держала за волосы голову мертвой женщины. Нож срезал не только драгоценности с ее шеи, но и кожу с тела. Порезы расцветали, как жадные алые рты, на женском трупе.
Существо, лишь заметив Клер, сумело оторваться от занятия, столь увлекшего его. Только на этот раз не было ни угрожающего шепота, ни резких движений хищника. Оно лишь произнесло всего одно слово:
– Корделия!
Клер проснулась с этим именем на губах. Ей почудилось, что анфилада мрачных залов все еще раскрывается перед ней, но теперь уже в ее собственном доме, будто отраженная многими зеркалами яви из сна. Наверное, почудилось спросонья. Кто-то манил ее из этой галереи своей изувеченной рукой.
«Корделия», – повторила мысленно Клер. Так ли звали женщину, которую он истязал и умертвил? Клер запомнила красивый профиль трупа, искромсанное ножом старинное парчовое платье и лилейную кожу покойницы, усыпанную пурпурными следами ножа. Его ножа. Нож в руке того существа почему-то казался еще более пугающим, чем целый набор хирургических предметов, которые применяют маньяки в фильмах ужасов для пыток жертв.
Клер поднесла руку к разгоряченному лбу. Вьющиеся пряди волос слиплись от пота. Голова горела. Похоже, она стала слишком слабонервной для того, чтобы смотреть по вечерам фильмы ужасов. Так что лучше оставить этот жанр более смелым людям.
Клер не помнила, когда ей последний раз было так жутко и плохо. И в ее одиноком доме нет никого, чтобы ее утешить. Конечно, можно взять телефон и набрать номер кого-то из родни или ближайших друзей, но не удивятся ли они, что она звонит им в такое время лишь затем, чтобы они ободрили ее.
Сейчас было слишком поздно или слишком рано? Клер сощурилась на светящийся циферблат часов. Скоро четыре утра. Ей стоило выспаться до рассвета, но она боялась увидеть еще один подобный сон.
Сны – как паразиты. Они вторгаются в реальность, захватывают сознание, сводят с ума. Клер тяжело откинулась на подушки и нащупала холодное ожерелье у себя на шее. Сейчас оно тоже показалось ей паразитом. Жемчужная нить, как гусеница, обвивала шею, липла к коже, током пропускала по телу холодок. Странно, что оно совсем не нагревалось от тепла ее тела. Жемчужины всегда оставались холодными. А еще более странно то, что она не решалась его снять. Ожерелье будто стало частью ее тела. Почти неотъемлемой. Иногда даже казалось, что это главная часть, а само тело под ней не важно.
Клер посмотрела в зеркало на стене. Нитка жемчуга выглядела на тонкой шее так красиво, что было бы жаль с ней расстаться. Однако могильный холодок, исходящий от бусин… Клер вспомнила ностальгическое сравнение: жемчужины – это клад, оставшийся от погибшей устрицы, свидетельство ее смерти. Нарост созревает внутри живой мякоти, его извлекают, и она гибнет. Жемчуг – это смерть, которую женщины с таким удовольствием носят на шее.
Кто сказал ей это? Клер нахмурилась. Кто-то говорил. Но кто? И когда? Память не подчинялась, будто Клер обкурилась наркотиками.
Кто из ее друзей мог произнести такие слова? Она точно придумала их не сама. Жемчуг! Смерть! Жемчуг – улика смерти!
Где она это слышала?
Попытка вспомнить оказалась слишком мучительной. В памяти будто захлопнулась какая-то дверь. Было почти физически больно оттого, что сознание старается преодолеть какой-то непреодолимый барьер.
Клер подумала, что зря она не пьет и не курит. Ее немногочисленные приятели утверждали, что глоток спиртного или выкуренная сигарета как нельзя лучше помогают при любых стрессах. Наверное, стоит попробовать. Напиться и забыться. До сих пор она слишком ценила свою трезвую голову. Ведь чтобы хорошо рисовать, нужна трезвость мысли.
Сейчас ей жутко хотелось спать, но перспектива увидеть новый кошмар мешала ей закрыть глаза. Веки налились свинцом, голова раскалывалась, но Клер решила чем-то отвлечься. Она
