– Ну да. Ей было пятьдесят восемь. И она очень любила бразильские сериалы. Я с ней вместе пересмотрел все серии «Санта-Барбары», «Просто Марию» и «Дикую розу». Не по своей воле. Она ловила меня и держала на руках. Так меня никто и никогда не пытал. Однажды я перегрыз провод к спутниковой антенне. Но мастер был вызван незамедлительно, и пытка продолжилась. К середине каждого сериала я уже знал всех по именам и люто завидовал «коматозникам». Мадам называла меня Хулио, а я снова делал вид, что глухой, и не отзывался. Ее внук чуть не остался без глаза, когда нарочно ошибся в моем имени, – заметил Фей, внимательно читая инструкцию к осветлителю и поглядывая на мои волосы.
Я следила за тем, как он сосредоточенно выдавливает тюбик за тюбиком в глиняную миску.
– Ну и вонь! – скривился крестный, размешивая расческой содержимое. – Мышка, у меня сейчас глаза вытекут… Если я ослепну, ты будешь обо мне заботиться? Водить меня за ручку? Даже в туалет… Ты меня просто напротив ставить будешь, а дальше я сам как-нибудь нашарю…
– Нет, – буркнула я, нахохлившись перед сменой имиджа.
Через пять минут мучений я поняла, что у меня тоже сейчас глаза вытекут, пока мы приносим жертву красоте.
– Не плачь, Мышка, – со слезами на глазах заметил крестный. – Плакать надо будет после того, как мы это смоем.
Обнадежил! И тут я вдруг подумала о том, что не каждый муж готов красить жене волосы. Я взглянула на плачущего Фея, слезы у которого стекали по щекам. Если вы хотите увидеть, как мужчина плачет из-за вас, – заставьте его покрасить вам волосы. Уверяю, оно того стоит.
– Я перчатки когтями порвал… – сдавленным голосом проинформировал крестный, доставая из очередной пачки новые и снова берясь за работу. Наш салон красоты «Эдельвейс» работал, не покладая когтистых рук и шурша целлофановыми перчатками.
– Ай! Да что ж ты так дергаешь… – простонала я, чувствуя, как мои несчастные волосы покидают меня на расческе. – Ты корни прокрашивай хорошо… Кто тебе разрешал закрывать глаза?!!
– Я не закрыл. Я прищурил… – простонал Фей, скривившись. – И дышать разучился… Давай вот тут покрасим, тут покрасим, а остальное шапочкой прикроем… А?
– Нет! – категорически ответила я, глядя на себя в зеркало. – Красим все! Эй! А виски кто прокрашивать будет? Кстати, когда смываться?
– Я бы сейчас смылся… Куда-нибудь подальше, – заметил Фей, пытаясь продрать расческой мои волосы вместе с налипшей краской. – Готово… Ждем тридцать минут…
Тридцать минут мучительного ожидания с проветриванием, и я отправилась смывать все это безобразие.
– Е… х… б… – простонала я, пытаясь подобрать нужное и желательно цензурное слово, чтобы емко охарактеризовать результат осветления в домашних условиях. Почему-то концы стали светло-рыжими, а вот корни – апельсиновыми, хотя обычно все происходило в точности наоборот. Кое-где были видны каштановые проплешины. Такое ощущение, что на моей голове лежит драная и, возможно, уже дохлая рыжая кошка.
– Шапочка, – постановил Фей. – А лучше косынка… Ты же представительница эксплуатируемого трудового класса!
Я захныкала, глядя на все это безобразие. Фей нацепил мне на голову косынку.
– Руку вперед выставь! Да! Да, вот так! – приказал он. – Где бы взять серп?
– Сволочь! – заметила я, держа руку впереди себя.
– Не плачь, кудряшка Сью, черная краска на столике. Как только устроим революцию рабочего класса в отдельно взятом королевстве, сразу станешь жгучей брюнеткой, – вздохнул крестный. – Не волосы красят женщину, а женщина волосы. Лицо мы испачкаем, благо глаза у тебя с Золушкой одного цвета. А вместо живота подложим подушку. Ты, главное, на ночь больше пей! Чтобы с утра лицо отечное было…
Мне принесли старое платье Золушки, ее плащ и деревянные говнодавы. Фей поговорил со слугами, и они быстро нашли для меня теплые чулки.
– Контрольная примерка! – заметил Фей, отводя взгляд от моей шевелюры. – Учти, тебя могут вызвать в любой момент! Итак! Мой приказ! Стой смирно. Я тебя сам одену!
Я стояла как манекен, пока Фей снимал с меня футболку, оставляя в старом, драном голубом лифчике и в черных трусах.
– Сними их немедленно… – услышала я голос позади.
Нет! Нет! Только не это! Я положила руки на резинку трусов и потянула их вниз, проклиная тот день, когда связалась с этой сволочью.
– Натягивай обратно! Я просто надпись на трусах прочитал! – сказал Фей. – Розовыми буковками на черном фоне. Пока ты находишься под действием проклятия, среди грамотных людей попрошу до трусов не раздеваться! В твоих же интересах…
Я простонала, вспоминая, как купила целую пачку трусов с прикольными надписями и картинками.
– Смотрю, ты заранее позаботилась о том, чтобы белье у тебя было под стать заданию… – заметил крестный и натянул мне через голову старое, штопаное и местами дырявое платье, застегнул пуговицы спереди, пытаясь отскоблить когтем прилипшую морковку.
– Юбку поднимай! – произнес он.
– Нет… – простонала я, послушно задирая юбку. – Ты что там собрался делать?
– Подушку крепить, – вздохнул Фей, щелкая пальцами. У подушки, которую он стянул с кровати, появились длинные завязки. – Готово.
Он опустил юбку и одернул ее со всех сторон. Да, действительно, я теперь выгляжу как беременная.
– Садись на стул, – приказал он, вставая на колено, отбрасывая мою юбку и натягивая мне на ногу шерстяной чулок. Надевал он его долго, расправляя с явным удовольствием, особенно чуть выше коленки. Следующий чулок постигла та же участь. Фей надел мне на ноги деревянные ботинки на огромной платформе.
– Пройдись по комнате! – потребовал он.
Я послушно встала и пошла. То есть как пошла? Примерно такой походкой я иду туда, куда меня посылают. А я еще удивлялась, как Золушка нормально оттанцевала бал в хрустальных производных магической обувной промышленности? Да после этих деревянных колодок я уверена, что она могла бы и фужеры на ноги надеть. И бегать в них, как в тапочках.
– Идет бычок, качается, сдыхает на ходу… – оценил Фей, глядя на мои потуги. Надел мне на голову косынку и размазал сажу по лицу.
– Вздыхает… – поправила я. «Это что? Лошадь цокает? Нет! Это Золушка по лестнице поднимается!»
– Нет, именно сдыхает… Ладно, пусть будет так, – вздохнул Фей, критически оглядывая мой внешний вид. – А ну-ка пройдись еще раз… Замри. А теперь иди. Только ритмично!
Я сделала неуверенный шаг, чуть не потеряв обувь.
– Летящей походкой ты вышла из мая… – промурлыкал Фей, пока я ковыляла, заваливаясь на бок и пытаясь удержать равновесие. – Стоять! Теперь иди… Только теперь шаг от бедра. Как фотомодель по подиуму.
Я снова, что называется, пошла.
– На лабутенах-ах! И в восхитительных трусах! – ехидно заметил Фей, поймав мой взгляд, полный ненависти. – Все, переносимся в чуланчик Золушки и будем ждать завтра.
Через секунду я очутилась на каком-то чердаке. Крыша прохудилась, а сквозь грубо сколоченные доски было видно звездное небо. Грязная, мятая постель разобрана, рядом валялся перевернутый горшок без ручки,
