У меня возникло желание оползти назад, пусть даже на четвереньках.
— Да покорми ты его! — прикрикнула госпожа Иванна.
И, дернувшаяся от ее крика, я влетела рукой в мясо. Пес молча и выразительно воззрился на мою окровавленную ладонь. После чего, оскалив клыки, наклонил голову, осторожно, не воспользовавшись возможностью оттяпать мне руку, взял мясо, придвинул к себе, разместив между передними лапами, и принялся аккуратно, с самым аристократическим видом есть.
Именно в этот самый момент и распахнулась дверь, являя магистра Аттинура в длинной, до пят, рубахе, ночном колпаке и с сотней-другой амулетов и артефактов, драгоценными россыпями украшавших его запястья, пояс, шею, щиколотки, пальцы и даже уши. За ним, не менее украшенными особами, застыли другие преподаватели УМа. В кухне кто-то хохотнул. Магистр Аттинур, медленно багровея, перевел взгляд с чинно завтракающего невидимого пса на меня с окровавленной и наглядно доказывающей факт передачи мяса ладонью. Я гулко сглотнула, понимая, что вляпалась. Опять!
* * *— Это вопиющее нарушение всех правил университета! Приволочь запрещенное животное в стены УМа! Чем вы думали, Радович! Не умом точно! Как вы… Да покормите вы пса!
Магистр Аттинур, до этого момента расхаживающий по своему кабинету в длинной черной и развевающейся от резких движений мантии, под которой была все та же ночная рубашка и сотни амулетов, остановился, нервно поправил в очередной раз попытавшийся сползти ночной колпак и вперил в меня суровый взгляд.
Пришлось присесть, взять с подноса еще кусок рыбы и передать невидимой собаке. Я не знаю, на что его натаскали Горски и его сообщник, но пока что было очевидно только одно — зверюга ест из моих рук. Исключительно. Только то, что дам лично я. И пес об этом знает, а еще он оказался достаточно умным, и когда я поплелась вслед за ректором в его кабинет, монстр пошел следом, держа поднос в зубах и не растеряв ничего из снеди.
— Раритетный экземпляр, — несколько отрешенно произнес магистр Аттинур, глядя на то, как пес из моей ладони осторожно забирает рыбье мясо и принимается аккуратно есть. — Когда-то, — продолжил маг, — за одного грасса давали тысячу золотых, заказы в лабораториях были расписаны на десятки лет вперед… В детстве я бы отдал за него все…
— А пппотом? — передавая монстру, который, оказывается, грасс, еще рыбки, спросила я.
— Потом? — задумчиво отозвался магистр Аттинур. — Потом выяснилось, что грассы разумны. Условно разумны, но им хватило разума для того, чтобы в один день синхронно атаковать все лаборатории Любережи и уничтожить производство им подобных. Восстановить метод их создания пытались, но каждый раз, когда очередной маг начинал опыты по магическому скрещиванию живых существ, он погибал. Маг погибал, Радович. Потому как уничтожившие лаборатории грассы рассеялись по всем королевствам, и невидимость позволяет им очень многое.
Аттинур помолчал, затем стащил надоевший колпак с головы, отшвырнул его и продолжил:
— Грасс, которого вы в данный момент имеете наглость кормить в моем кабинете, за что я, несомненно, влеплю вам выговор, очень молод. И судя по тому, что его все еще обрисовывает мука, его держали без еды около месяца, может, двух. К слову, госпожа Иванна, как несомненно великолепный специалист, не зря я плачу ей такие деньги, подобрала идеальную еду для него, но булку я бы на вашем месте давать не стал.
Торопливо забрала выпечку с подноса, огляделась, ища, куда бы ее положить, и не нашла ничего лучше, чем сунуть в кадку ближайшего зеленого куста, под которым во все той же кадке уже находились застарелый огрызок яблока, недокуренная сигара и ошметки от какого-то бутерброда. Магистр Аттинур побагровел и предельно откровенно сообщил:
— День, когда я вышвырну вас из университета, станет самым счастливым за всю мою карьеру, Радович.
Я это восприняла как разрешение оставить булку там.
— А что мне делать с грассом? — растерянно спросила я, протягивая собаке еще мяса.
— Откормите… за мой счет! — прошипел глава университета. — Потом сам уйдет. Вероятно, он по глупости попался, и где-то в Горлумском лесу сейчас рассекает свежий снег вся стая в поиске этого…
Пес, который, между прочим, жевал, опустил голову и тяжело вздохнул.
— Вам должно быть стыдно! — не ограничился одним замечанием Аттинур. — Насколько же тупым надо быть, чтобы стать первым грассом, которого поймали за последние двадцать лет!
У пса опустились уши.
— И в целом, неужели так сложно было сожрать Радович, а? — продолжил бушевать ректор.
Мы с грассом одновременно возмущенно посмотрели на него, но, ничуть не устыдившись, Аттинур мечтательно произнес:
— Мм-м, какое это могло быть восхитительное утро… — И тут же ледяным тоном продолжил: — Студентка Радович, два выговора — за то, что по вашей милости в моем университете появилось это, и за кормление животного в моем кабинете. Свободны. По итогам откорма этой тупой скотины я, несомненно, вычту из вашей стипендии все, что смогу, не привлекая внимания драконов. Теперь вон из моего кабинета!
Но не успели мы даже встать, как дверь открылась, всунулась голова вихрастого широкоплечего парня, и знакомый по утреннему пробуждению голос произнес:
— Ну, вы уже закончили с уничтожением самоуважения, самообладания и самомнения этой студентки или мне еще ждать?
Поднос выпал у меня из рук.
Потому что парень был… призрачный. На грохот в кабинет сквозь призрачную иллюзию заглянул сам Владыка Долины драконов, весело подмигнул мне, а его иллюзия продолжила вопросительно глядеть на магистра Аттинура.
— Да, Вачовски, — приторно сладким тоном ответил ректор. И тут же ледяным голосом: — А вы завершили с объяснительной по поводу того, каким образом у вас оказался кинжал из черной стали?
— Не-а! — весело ответил парень. — Я безграмотный, я писать не умею.
У ректора нервно дернулось веко. Но он сдержался и так же ласково, как начинал, произнес:
— Именно поэтому, Вачовски, вам было велено продиктовать все сэру
