В возрасте 18 лет Прасковья вышла замуж за известного русского археолога Алексея Сергеевича Уварова, который был старше ее на 15 лет. Брак оказался на редкость удачным, девушка всерьез увлеклась археологией, так что на сегодняшний день мы знаем Прасковью Сергеевну Уварову как русского ученого, историка и археолога.
Тема и герои Анны Карениной до сих пор не дают покоя современным писателям, так Антон Чиж в своем историческом детективе «Опасная фамилия» использовал некоторых персонажей этого произведения. Действие разворачивается, когда дети Анны – Сергей и Анни – вырастают.
Также о новой Анне пишет Александр Золотько в книге «Анна Каренина-2».
Прототипом Стивы Облонского послужил князь Дмитрий Дмитриевич Оболенский (19 декабря 1844, Маклец – 5 апреля 1931, Ницца) – русский общественный деятель, профессор, журналист, коннозаводчик, мемуарист из рода Оболенских.
Дмитрий не знал своего отца, так как его убили после свадьбы[62], его мать вышла вторично замуж за барона Владимира Менгдена.
Дмитрий Оболенский окончил юридический факультет Московского университета, служил шталмейстером при Дворе Александра II. Занимал должность Епифанского и Ефремовского уездного предводителя дворянства. Принимал участие в строительстве Ряжско-Вяземской железной дороги, открытой в 1874 г. Дважды представал перед судом по обвинению в растрате, но оба раза оправдан. «Его отдали под суд за то, что он добрый и тщеславный», – писал Толстой в своем дневнике.
Был ли он на самом деле прототипом Стивы, сказать трудно, во всяком случае, сам Толстой не оставил на этот счет никаких указаний. Бесспорным остается тот факт, что они прекрасно знали друг друга, и Лев Николаевич частенько бывал в имении Оболенского Шаховское (ныне – Узловский р-н Тульской обл.). Кроме того, сравните фамилии Оболенский и Облонский. Похожи внешность и характер.
Впрочем, литературоведы предлагают нам еще одного кандидата в прототипы Стивы – это Леонид Дмитриевич Оболенский (1844-1888), муж Е.В. Толстой (дочери младшей сестры Л.Н. Толстого, Марии). Внешность тут тоже похожа: «довольно большой рост, белокурая борода, широкие плечи. Его добродушие, склонность к приятному препровождению времени». За этого прототипа говорит еще и тот факт, что в некоторых черновых вариантах романа Степан Аркадьевич Облонский даже назван Леонидом Дмитриевичем[63].
И наконец, третий и последний кандидат в прототипы Стивы – уездный предводитель дворянства и московский губернатор Василий Степанович Перфильев (1826-1890). Кстати, женился на П.Ф. Толстой (троюродной сестре писателя). Считается, что сам Перфильев был уверен в том, что именно он является прототипом Стивы. Во всяком случае, прочитав сцену завтрака Облонского, Перфильев однажды сказал Толстому: «Ну, Левочка, цельного калача с маслом за кофеем я никогда не съедал. Это ты на меня уж наклепал!», – вспоминала Т.А. Кузминская («Моя жизнь дома и в Ясной Поляне»).
Как известно, Константин Левин – автопортрет Л.Н. Толстого. В романе Левин представляет собой образ русского идеалиста. «Левин не без внутренней борьбы передал ей свой дневник. Он знал, что между им и ею не может и не должно быть тайн, и потому он решил, что так должно; но он не дал себе отчета о том, как это может подействовать, он не перенесся в нее. Только когда в этот вечер он приехал к ним пред театром, вошел в ее комнату и <…> понял ту пучину, которая отделяла его позорное прошедшее от ее голубиной чистоты, и ужаснулся тому, что он сделал». Известно, что Софья Андреевна Толстая читала дневник своего жениха перед их свадьбой и тот произвел на нее самое гнетущее впечатление. Сам Толстой считал, что не заслуживает такой жены, как Софья. «У меня постоянно чувство, как будто я украл незаслуженное, не мне назначенное счастье. Вот она идет, я ее слышу, и так хорошо», – из письма к А.А. Толстой (бабушке писателя) 28 сентября 1862 г.
Отношения в романе Левина и Кити строятся по тому же принципу: «Она простила его, но с тех пор он еще более считал себя недостойным ее, еще ниже нравственно склонялся пред нею и еще выше ценил свое незаслуженное счастье». Заметьте, опять образ «незаслуженного счастья».
Николай Левин написан со старшего брата писателя, Дмитрия Николаевича Толстого (1827-1856). «Был аскетичен, строг и религиозен, в семье его прозвали Ноем. Затем начал кутить, выкупил и забрал к себе продажную Машу».
«ХАДЖИ-МУРАТ»Хаджи-Мурат Хунзахский – реальный человек, родился около 1816 г. и умер 5 мая 1852 г. Знаменитый храбростью наиб (уполномоченный) Шамиля, в 1834-1836 гг. – один из правителей Аварского ханства. Его мать – ханская кормилица, благодаря чему Хаджи-Мурат и его старший брат Осман находились в ближнем окружении ханских сыновей. Молочный брат в мусульманском мире – это почти родственник. Поэтому неудивительно, что мальчики дружили с сыновьями хана и вельмож.
Хаджи-Мурат рос скромным юношей, который не любил позерства и хвастовства. Он никогда не будет любить рассказывать о своих подвигах, коих совершит в своей жизни немало. С детства изучал Коран и комментарии к нему. Читать и писать Хаджи-Мурат мог только на аварском языке, других языков не знал. Живя дома с семьей, он много работал по хозяйству, хорошо ладил с лошадьми, отменно владел оружием. В 1851 г. перешел на сторону русских, потом пытался бежать в горы, чтобы спасти семью, оставшуюся в руках Шамиля, но был настигнут и убит.
Толстой говорил о Хаджи-Мурате: «Это мое увлечение». В истоке замысла – картина, увиденная летом 1896 г.: непокорный «татарин» – репей, изуродованный, но все же уцелевший на вспаханном поле, напомнивший отважного горца. Изначально повесть и должна была называться «Репей». «„Молодец!“ – подумал я. И какое-то чувство бодрости, энергии, силы охватило меня. „Так и надо, так и надо“». В образе Хаджи-Мурата, помимо отваги, свободолюбия, гордости, Толстой особо подчеркивал простоту и почти детское чистосердечие. Отличительной чертой героя служит его детская улыбка, прельщающая всех и сохранившаяся даже после смерти. Он очаровывает всех: и молодого офицера Бутлера, и Лорис-Меликова, и простую русскую женщину Марью Дмитриевну, и маленького сына Воронцовых Бульку.
Толстой провел на Кавказе около трех лет. Брату Сергею Николаевичу он писал из Тифлиса: «Ежели захочешь щегольнуть известиями с Кавказа, то можешь рассказывать, что второе лицо после Шамиля, некто Хаджи-Мурат, на днях передался русскому правительству. Это был первый лихач (джигит) и молодец во всей Чечне, а сделал подлость». Через 50 лет Толстой изменит свое мнение, поймет и примет сторону Хаджи-Мурата. Война никому не нужна, люди не должны убивать друг друга. По сути, война, по Толстому, интересна двум людям – императору Николаю Павловичу и вдохновителю «священной войны» против иноверцев имаму Шамилю.
