А царство трезвости в России так и не устояло. Антиалкогольные крестовые походы во всем мире сопровождались глобальными структурными изменениями — не миновали они и нас. Но если в США прохибишн привел к окончательной централизации оргпреступности, наконец-то получившей унифицированное поле деятельности по всей стране, в России культура винопития совершенно не требовала стационаров, которые легко было бы взять под единый пресс-контроль, и благородные инициативы властей обернулись лишь первым в горбачевской истории сахарным дефицитом и стремительным обогащением таксистов. Нещадно эксплуатируемый кинематографом образ Вергилия городского дна засиял новыми национальными красками: если у цейлонского моторикши в любое время дня и ночи можно добыть путеводитель по местным борделям, русский таксопарк стал круглосуточным источником веселящих жидкостей.
Благое намерение в который раз разбилось о неприступную скалу народного духа, оставив на память о себе безработного президента, антикварные талоны на водку, журнал «Трезвость и культура» с первопубликацией ерофеевских «Москва — Петушков», несказанно распространившуюся цитату из Владимира Красна Солнышка «Веселие Руси есть пити» (на этом основании он, между прочим, отверг трезвеннический ислам) — и гимн абстиненции «Человек с бульвара Капуцинов».
«Воры в законе»
1988, к к/ст. им. Горького. Реж. Юрий Кара. В ролях Анна Самохина (Рита), Валентин Гафт (Артур), Зиновий Гердт (адвокат), Борис Щербаков (Андрей), Гиви Лежава (Рамзес), Амаяк Акопян (Кукольник). Прокат 39,1 млн человек.
К середине 80-х гонения на оргпреступность приобрели характер «1001 ночи». В ближних эмиратах следователи по особо важным делам откапывали из дувалов несметные сокровища: горы злата, чеканные кумганы и рубины «пурпурный султан» величиной с лошадиную голову. Одноглазые ханские нукеры с удостоверениями республиканского МВД из горных засад палили по ним из кремневых ружей и автоматов иностранного производства. В скалистых пещерах томились невольницы-комсомолки-спортсменки, на плантациях немые гиганты-надсмотрщики бичевали нерасторопных дехкан, а паши с визирями на шитых золотом коврах зачерпывали жирными пальцами плов, разламывали персики, и бараний жир с соком пополам текли по их мордам сыновей свиньи и шакала. Тем временем в столице стрелялся в лоб начальник дворцовой стражи (все начальники стражи — нехорошие люди) и его жена, блондинка в мехах и брильянтах. А его заместителя волокли под белы рученьки в зиндан и закатывали на полную катушку, как рядового кишлачного казнокрада, несмотря на богатые родственные связи со всемилостивым эмиром. Народные сказители Насреддины слагали о том оды прогрессивного содержания в еженедельниках «Огонек» и «Московские новости», перемежая их вчерашними былями с пышными названиями «Дело „Елисеевского“» и «Дело торговой фирмы „Океан“». Дробящиеся с ревом волны, соленый запах икорного бизнеса, поспешные казни лихоимцев и высоченные зеркала с позолоченной лепниной главного московского гастронома лишь подогревали экстатическое любопытство жадных толп, безумием объятых. Никогда ни до, ни после организованный разбойник не пользовался у правоверных жителей Багдада столь благоговейным поклонением, как в 1988 году. Ему приписывали лоск и стиль, робингудство и обхождение, щедрость и справедливость. Брезгливая неприязнь к одрябшей и агонизирующей деспотии по старой народной традиции возводила в культ любую разбойную вольницу — гайдуков, абреков, кудеяров и беня-криков, особенно если о них написано замечательным русским языком нерусского человека. В результате только в следующем году «Одесские рассказы» Бабеля были экранизированы аж трижды (!). А самой первой ласточкой стал фильм злободневного режиссера Юрия Кары «Воры в законе» по очень дальним мотивам романтических баллад Фазиля Искандера «Чегемская Кармен» и «Бармен Адгур», соответственно 21-й и 22-й суры эпохального труда «Сандро из Чегема». На дворе стоял 88-й, год Закона о кооперации, громких авиаугонов, первых отрядов милиции особого назначения, первого конкурса красоты «Московская красавица» и первого фестиваля зрелищного кино «Золотой Дюк». Фильм удостоился на нем антиприза «Три „К“»: конъюнктура, коммерция, кич. На «Ворах» не отоспался только ленивый — притом никто не объяснил, чем плох кич, тем более на фестивале зрелищного кино. Кара любовно собрал всю мифологию знойного южного бандитизма: белые «тройки» с бабочкой и белые «Волги» с нулевыми номерами, пиковые крали босиком и в алых лохмотьях и черные генеральские парабеллумы с инкрустацией, шоссейные гонки под «Кармен-сюиту» Визе — Щедрина и сбитые коляски с младенцами, утюги на волосатых индивидуально-трудовых животах и отпиливание ножовкой собственной прикованной руки — то был блатной романс высшей пробы, мурочка с выходом, гоп-стоп-опа-Америка-Европа. Гафт весь такой в парчовом халате, Акопян весь такой в усах, белый рыцарь Щербаков и прохиндейский златоуст Гердт, вечно живой еврейский плут из хохляцких сказок, — а уж дебютантка Анна Самохина с кастильской пляской под ритмичный призвон шампанских бокалов длинным-предлинным кадром (слава, слава оператору Вадиму Семеновых!) годилась хоть на обложку, а хоть сейчас на пушной аукцион. Кара, открывший для человечества Наталью Негоду в «Завтра была война», не остановился на достигнутом и выдал путевочку в жизнь еще одной бойкой и лукавой камелии.
При этом фильм на самом деле был на редкость дурным. В половецкие пляски новых Дат Туташхий постоянно лезли прожектора перестройки с декларациями типа «Частникам надо давать работать, но брать налог с оборота, как делается в других странах, но только не у нас», шпильки насчет отдельных палат для инструкторов горкома и инспекторов парткома, портреты Брежнева в кабинетах и взвивающий листву ветер перемен в момент, когда эти портреты снимают. Тем не менее, если завести на американский манер хит-лист «Плохие фильмы, которые мы любим», «Воры в законе» непременно займут в нем одно из первых мест. Мы любим «Воров»: за красное платье, удар шиной по спине, наперсточников и телохранителей в майках Boss, за весь этот неповторимый копеечный шик первых летних кафе под зонтиками, за унесенную ветром восьмидесятническую роскошь для бедных: Пицунда, рыжие пластмассовые стулья, шампанское по 8.50 и Макаревич из динамиков. За наивный пафос очищения и девичьи грезы о красивой гангстерской жизни, которые у многих, на их беду, сбылись.
Это уже никогда не вернется. Публичность убила воровскую легенду — не напрасно старые воры так жестоко, вплоть до декоронации, карали тщеславных
