не экономическими последствиями, а те исследователи, которые подступают к делу с экономической стороны, часто приходят к выводу, что воздействие реформ было в целом неблагоприятным. Например, известна позиция Тимоти Блэннинга, который заявляет, что реформы в германских землях к моменту французской интервенции и так уже начались и что вклад Наполеона был незначителен или даже вреден, однако Хэймроу утверждает обратное[386]. Часть литературы по теме все же упоминает положительные экономические последствия реформ, но область исследований в них, как правило, ограничивается Рейнландом. Например, Герберт Киш описывает их следующим образом:

Когда многочисленные ветви коммерческого законодательства наконец объединились в Кодексе Наполеона, Рейнланд (на левом берегу Рейна) получил не только самую современную правовую систему, но и систему государственного управления, находящуюся в полной гармонии с потребностями активно индустриализирующегося общества[387].

Киш и другие ученые утверждают, что эти перемены превратили Рейнланд из управляемого олигархами региона в территорию, открытую для новых участников рынка и новых торговых отношений[388]. И все же Тимоти Блэннинг не считает, что французские реформы оказали в конечном итоге положительный эффект на экономику, пусть даже и на экономику Рейнланда[389].

Поскольку историки занимают по этому вопросу столь противоположные позиции, систематическое статистическое исследование влияния французских реформ на экономическое развитие германских государств может стать очень важным новым словом в его обсуждении[390]. Как отмечалось ранее, для этой цели мы используем данные об урбанизации германских территорий в период между 1750 и 1910 годами. Рисунки 7.1 и 7.2 иллюстрируют наши основные выводы; из них следует, что уровень урбанизации в экспериментальной группе (при любом из двух ее определений) идет более быстрыми темпами, чем в контрольной группе, и к 1850 году этот показатель даже обгоняет показатели областей, не тронутых французами. Мы показали, что институциональные реформы в экспериментальной группе проводились более активно, и это поддерживает теорию о том, что именно эти реформы явились причиной ускорения темпов урбанизации и, весьма вероятно, экономического роста[391].

Проводя этих сравнения, мы не подразумеваем, что скорость урбанизации определялась исключительно институциональными факторами. На самом деле между экспериментальной и контрольной группами обнаруживаются значительные колебания в уровне урбанизации. Отметим, например, что при введении второго определения «экспериментальной группы» в контрольной группе оказываются порты и деловые центры Северного и Балтийского морей. В этих точках еще до начала периода Великой французской революции можно было бы ожидать большой плотности населения, к тому же они и так уже в значительной мере отошли от институтов феодализма и старого порядка. Заметим также, что все три линии с течением времени стремятся вверх, так как этот период в Европе характеризовался общим экономическим и урбанистическим ростом. Важными для наших целей результатами являются относительная скорость роста в изучаемых областях и воздействие институциональных реформ на эту скорость.

Заключение

В данной статье мы, рассмотрев последовавшее за Великой французской революцией вторжение французских войск в Германию, проверили, являлись ли ключевые элементы старого порядка помехой для экономического процветания. В оккупированных регионах французы реализовали обширную программу институциональных реформ, разрушили большую часть опор старого порядка и наследия феодальных экономических институтов. Мы продемонстрировали, что территории, на которых были осуществлены эти реформы, отличались впоследствии более высокими экономическими показателями урбанизации, чем те регионы, где такие реформы не проводились. Конечно, интерпретировать эти результаты следует с осторожностью. Например, хотя на западе Германии в течение этого периода уровень урбанизации был более низким, чем на востоке, возможно, что волею случая (или, может быть, не случая, хотя это предположение, кажется, не поддерживается историческими свидетельствами) захваченные французами области были по иным причинам «обречены» на экономический успех.

Также мы отметили, что, по нашему мнению, эта страница истории обладает очень важным свойством — ее можно рассматривать как естественный эксперимент, который позволяет с гораздо большей уверенностью судить о причинно-следственной связи событий, чем это обычно удается ученым в ходе исторических или социальных исследований. Наше эссе рассказывает о том, что именно требуется для применения этих идей в конкретном контексте и какие проблемы нужно решить для того, чтобы реальное социальное явление можно было назвать полноправным естественным экспериментом. История полна таких потенциальных экспериментов; просто историки пока еще не мыслят в таких категориях. Мы считаем, что систематическое изучение естественных экспериментов позволит нам значительно углубить понимание мощных скрытых сил, которые руководят длительными процессами исторических, социальных, политических и экономических перемен.

Мы не первые, кто утверждает, что французские реформы в Европе имели положительные экономические последствия. Однако точка зрения Энгельса, которую мы изложили в начале нашего эссе, едва ли свидетельствует о консенсусе в научной литературе по этой теме. Наши результаты согласуются с толкованием Энгельса, но все же не являются окончательными и позволяют предполагать, что дальнейший структурированный количественный анализ институционального и экономического наследия Великой французской революции станет многообещающим направлением новых исследований.

Дарон Аджемоглу, Давиде Кантони, Саймон Джонсон и Джеймс А. Робинсон

Эпиграфы: Thomas Nipperdey. Deutsche Geschichte 1800–1866: Bürgerwelt und starker Staat. Munich, 1983. P. 1. Английский перевод: Germany from Napoleon to Bismarck, 1800–1866. Dublin, 1996. Фридрих Энгельс цитируется по: Louis Bergeron. Remarques sur les conditions du développement industriel en Europe Occidentale à l’époque napoléonienne // Francia. 1973. № 1. P. 537.

Эпилог. Использование методов сравнительного анализа в изучении всемирной истории

Любые естественные эксперименты ставят перед учеными несколько стандартных методологических проблем[392]. Они в той или иной степени характерны и для контролируемых лабораторных экспериментов, и вообще для всей области физических и биологических исследований. Например, нет двух человеческих систем, которые бы отличались друг от друга исключительно по тому признаку, поведение которого исследователь желает рассмотреть. Нет, неизбежно существуют и другие различия, которые также могут провоцировать или скрывать интересующие нас результаты. Никто еще не нашел волшебной пилюли или формулы, с помощью которой можно было бы устранить эти и другие сложности, возникающие при анализе естественных экспериментов, — точно так же как нет готовой формулы для решения проблем, связанных с написанием нарративных исследований или проведением контролируемых экспериментов. И все же несколько советов мы дать можем. Как минимум, не помешает подготовиться к этим сложностям и взглянуть на опыт других исследователей, которые пытались справиться с ними, как, например, делали авторы предыдущих глав.

Начнем с того, что классифицируем естественные эксперименты по двум типам: это эксперименты,

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату