препирательств.
Он уступил и скрепя сердце встал из-за стола, собрав столбики жетонов, которые в его воображении уже выросли в колонну будущего счастья.
– Можно, по крайней мере, обменять это все? – спросил он у жены, указывая на свои жетоны.
Нельзя было лишить его законной сатисфакции. Николь кивнула, разрешая пойти к кассе. Загрузив в бумажник плоды игорных страстей, муж недовольно спросил:
– Теперь ты мне объяснишь, в чем дело?
– Мне удалось раздобыть доказательства, они тут, в моей сумке, но тот, у кого я их выкрала, несомненно, скоро обо всем догадается.
Покидая каюту Приса, который вряд ли стал ждать ее вечность, стоя под горячим душем, она понимала, что ее хитрость собьет его с толку лишь ненадолго. Внезапное бегство пылкой красотки наверняка покажется ему подозрительным, и если он обнаружит пропажу материалов, подготовленных Тарини, то, сложив два и два, тут же поймет, кто совершил мелкую кражу. Принимая во внимание важность документов, он сделает все, чтобы вернуть их обратно, из страха навлечь на себя гнев директора по связям с общественностью или, что еще хуже, лично патрона Тарини, пресловутого Блейка, которого завтра ему впервые предстояло увидеть воочию.
Роджер не стал добиваться подробных объяснений, он ограничился тем, что последовал за ней без возражений, подавив досаду на то, что пришлось покинуть игровой стол, когда удача наконец ему улыбнулась. Ладно, по крайней мере, он хоть немного отыгрался!
Она дотащила его до каюты и объявила:
– Собирай свои чемоданы.
– Зачем, ведь мы покидаем судно не раньше завтрашнего утра. У нас полно времени.
– Нам нельзя оставаться здесь на ночь. Это слишком опасно.
– Что ты хочешь этим сказать?
У Николь не было времени отвечать, так как в дверь постучали.
Она схватила огромную пепельницу со стола, протянула ее мужу и тихо сказала:
– Это он, я уверена. Спрячься там, я открою ему, а ты нанесешь удар. Понятно?
По правде говоря, он вообще мало что понимал, так как все происходило слишком быстро, но покорно согласился встать за дверью. Николь открыла. Это на самом деле был Бернар Прис, распаренный, с мокрыми волосами, лицо его не утратило багрового оттенка, но на сей раз виной тому была не застенчивость, а злость.
– Заходи, зайчонок, – сказала она.
Нежные слова потрясли его, однако, шагнув в каюту, он ответил:
– Мне кажется, ты должна мне кое-что объяснить.
– Бей, – обратилась она к мужу.
Тот, занеся пепельницу над головой бедняги Приса, колебался, не решаясь ни с того ни с сего напасть на человека.
Бернар Прис изобразил насмешливую улыбку, словно догадался:
– Ты на самом деле сумасшедшая, не так ли?
Она нетерпеливо повторила:
– Давай же, бей!
Улыбка Пирса стала еще шире.
– Мужчины в униформе, любовь под душем, садомазохизм, – думаю, мы славно развлечемся, – медовым голосом перечислил он.
– Так ты наконец ударишь или мне придется сделать это самой?
Незадачливый любовник никак не мог уразуметь, что призывы Николь относятся вовсе не к нему. После минутного колебания он отвесил ей вялую пощечину, что все же разгневало Роджера, который, отбросив сомнения, со всего маху нанес удар по черепу помощника Тарини. Прис рухнул мешком.
– Ты наконец объяснишь мне, что происходит? – потребовал Роджер от жены, которая вместо того, чтобы ответить, наклонилась, схватила Приса за ноги и потащила к шкафу.
– Нужно нейтрализовать его, чтобы он не проболтался, прежде чем мы покинем судно.
Они заткнули незадачливому донжуану рот плотно скрученной салфеткой, связали его, перетянули поясами от халатов и закрыли в стенном шкафу.
И только после того, как все было закончено, Николь дала супругу необходимые объяснения, бегло пересказав цепочку событий.
– Думаю, что на сей раз они у нас на крючке, нужно только продержаться до прибытия корабля в порт и сойти на берег незамеченными, – заключила Николь со смешанным чувством удовлетворения и страха.
Глава 42
На следующее утро – это был завершающий день круиза – в десять тридцать Тарини ворвался в свой кабинет со скоростью ветра, чтобы проверить, не пришло ли каких-либо сообщений или факсов, в частности чего-нибудь от Блейка. (Всю ночь он, обеспокоенный предстоящей инспекцией своего непредсказуемого и склонного к тирании патрона, провел в баре, инспектируя арсенал спиртного, и заснул лишь на рассвете.) Что, если Блейк собирается заменить его кем-то, и что будет, если переданные ему материалы сочтут неудовлетворительными?
Вообще, принимая во внимание сложность порученных ему обязанностей – официально он занимался связями с общественностью, а тайно отвечал за операции, проводимые Сенон-фондом на «Корабле Любви», ему по статусу полагалось присутствовать при высадке пассажиров. Впрочем, судя по его одутловатому после бессонной ночи и алкогольных возлияний лицу, можно было держать пари, что на этот раз директор слегка припоздает.
Специальных сообщений, по крайней мере тех, что он боялся получить от Блейка, не было. Озабоченно вглядевшись в зеркало и покачав головой, Тарини решил слегка потрудиться над своей внешностью и принять презентабельный вид.
И уже на пороге кабинета, собираясь отправиться прощаться с пассажирами, он вдруг вспомнил о вчерашних мелких неувязках. Студенистый вязкий туман вдруг прорезала леденящая мысль: как случилось, что накануне, когда он вернулся в кабинет, чтобы переговорить со своим помощником, плафон под потолком каюты горел? Недосмотр уборщицы, страдавшей неисправимой манией повсюду включать свет, мотивируя это тем, что только так можно увидеть пыль? Но почему она не погасила его, как только выполнила свою работу? Он уже делал ей выговор по этому поводу, хотя мозги у этой клуши явно тоже куриные.
Кабинет Тарини был снабжен системой видеонаблюдения, камера осуществляла съемку по кругу. Для очистки совести он решил бегло просмотреть съемку вчерашнего дня. Он включил компьютер, подключенный к скрытой камере, и ввел команду прокрутить снятое после семи часов вечера, а именно в это время накануне он покинул свой рабочий пост. Статичная картинка прокручивалась в ускоренном режиме, на экране не было ничего подозрительного. Похоже, что он зря порол горячку.
Семь часов, семь тридцать, восемь часов вечера.
В правом верхнем углу экрана мелькали цифры.
По-прежнему ничего. Ага, вот она, уборщица, проследовала в ванную… Что ж, пора присоединиться к экипажу корабля, который выстроился на верхней палубе, приветствуя пассажиров.
Но незадолго до отметки девять часов – когда они с Присом поспешно вошли в кабинет – у входной двери вдруг появились неясные очертания.
Тарини быстро перевел изображение в нормальный режим.
Зажегся свет, и Тарини разглядел, как в каюту, опасливо озираясь, вошла женщина с черными, коротко стриженными волосами.
Лоб его наморщился, и он машинально наклонился к экрану: кажется, он где-то уже видел эту женщину. Но где? Потом его осенило.
