К тому моменту, как в компании «Эйр Франс» осознали, что лишились четырёхсот восьмидесяти тысяч долларов, Генри и его друзья уже отдали сто двадцать тысяч из этой суммы в качестве дани мафиозным боссам, считавшим аэропорт Кеннеди своей вотчиной. Они вручили шестьдесят тысяч Себастьяну «Бустеру» Алои, пятидесятисемилетнему капо, отвечавшему за аэропорт в семействе Коломбо, и ещё столько же своему собственному капо, Полу Варио.
Генри. Мы отстегнули Бустеру нечто вроде страхового взноса. Чтобы все были довольны. А с Поли поделились как с нашим боссом. Так всё было устроено. Он защищал нас. Если начинались тёрки с другой бандой, — а тёрки были всегда, — Поли брал это на себя. Представлял наши интересы на сходках. Из остальных денег мы устроили нечто вроде общего фонда. Я мог бы забрать свою долю и отнести домой, но что мне с ней делать? Спрятать в шкафу? Вместо этого Джимми разложил наши бабки по букмекерским сейфам. Если мне нужна была пара баксов, я заходил и брал их, а Джимми вёл записи, что куда. Как счёт в банке.
Конечно, нам хотелось потратить часть добычи на себя. Я, например, решил прикупить тачку и одежду. Карен нужны были деньги на обстановку нашей новой квартиры и на детей. Чтобы легализовать свои неожиданные доходы, Джимми, Томми и я смотались в Вегас, потратили двадцать штук зелени и вернулись с рассказом о том, как мы там круто выиграли. Это никого не удивило — все знали, что мы ездим в Вегас постоянно, а Джимми — азартный игрок, готовый стоять, навалившись животом на игровой стол, и бросать кости, пока коленки не подогнутся. Но даже после этого мы были осторожны и лишним баблом не светили. Я, например, внёс первый взнос за золотистый с чёрным верхом «Бьюик Ривьера» 1967 года, а все остальные платежи оформил на своего брата. Томми поступил аналогично, за тем лишь исключением, что он приобрёл бежевый «кадиллак».
Первое деловое предложение прозвучало примерно через две недели после ограбления — Поли подошёл к нам на ипподроме «Акведук» и поинтересовался, не хотим ли мы поучаствовать в покупке пятидесятипроцентной доли в букмекерском бизнесе Милти Векара. Букмекер ждал нашего решения тут же, в машине Поли. Векару требовались деньги. Он сделал какую-то крупную ставку и прогорел. Это была прекрасная возможность. Клиентами Векара были серьёзные игроки и другие букмекеры. У него ставили менеджеры из Швейного квартала, брокеры с Уолл-стрит, врачи, дантисты и адвокаты. А также те, кто сам принимал ставки. Он же имел дело только с игроками, ставившими за раз не меньше пятисот, а то и тысячи долларов, причём многие закладывались одновременно на шесть-семь игр. Варио сказал, что готов внести в дело полста штук, если мы вложим столько же. Джимми и Томми взглянули на меня, мы кивнули — и сделка была заключена. Прямо на ипподроме. Нам не требовались адвокаты. Мы просто пожали друг другу руки, и я вошёл в букмекерский бизнес. Мне было двадцать четыре года.
Это оказалось познавательно. Милти был букмекером для букмекеров. От них мы и принимали большинство ставок, не от индивидуальных игроков. Я получил от Милти зарплату пятьсот долларов в неделю плюс компенсация расходов. Моей работой было сидеть вместе с клерками, принимавшими деньги, и сводить данные в таблицу. Я завёл большой жёлтый блокнот, в котором фиксировались ставки. На бейсбол, футбол, баскетбол, на команды колледжей и профи, на скачки — в общем, на всё. В той же таблице отмечались шансы на выигрыш. Как только на команду ставили тысячу, я рисовал в блокноте черту, и следующую черту — на пяти тысячах. Милти бросал один взгляд на таблицы и тут же корректировал шансы. Он повышал или понижал их, в зависимости от того, хотел он ещё ставок на эту команду или нет. Если он чуял проблему и хотел сдать ставки другому букмекеру, у него были на связи парни во Флориде, Сент-Луисе, Вегасе, Калифорнии. Практически везде.
Кроме того, я помогал Милти по вторникам, это был наш расчётный день. Все букмекеры и крупные игроки подбивали, кто кому сколько должен. Обычно мы проводили эти расчёты в Швейном квартале, в ресторане «Боббис». По понедельникам мы формировали платёжный лист. В нём отмечались все наши расходы, типа моей зарплаты и прочего. Выплаты победителям. «Лёд» — так обозначались в листе около семи сотен в неделю на взятки копам. «Сок» — кредиты, взятые у ростовщиков, если выдавалась неудачная неделя и нам требовалось призанять для себя.
Но обычно в «соке» не было нужды. Мы просто звонили Поли, и Поли ссужал нам без процентов двадцать пять — тридцать штук баксов. Он ведь был нашим партнёром, в конце-то концов. Если Поли был по каким-то причинам недоступен, Милти использовал гениальный трюк, позволявший отложить выплату наших долгов. Он специально держал у себя пять-шесть тысячедолларовых купюр, которые периодически выдавал мне, чтобы я помахал ими перед носом у сорвавшего куш букмекера. Никто из клиентов не хотел получать выигрыш такими крупными купюрами, и это позволяло нам откладывать расчёты с ними на несколько дней. Для мафиозных букмекеров размен крупных «бумажек» представлял серьёзную проблему. Похоже, Милти пользовался для этих целей одними и теми же тысячедолларовыми купюрами уже много лет.
Мы действовали с размахом. Арендовали по всему городу пять офисов, в которых принимались ставки. Большая часть полиции была у нас на содержании. Милти платил районным отделам и отряду особого назначения. Время от времени нас всё-таки ставили к стене и брали под арест, обычно этим занимался отдел специальных расследований комиссара полиции, но доказать они могли лишь мелкую административку, так что всё ограничивалось штрафом в полсотни долларов. Никто и никогда не попадал в тюрьму за букмекерство. Тем не менее мы никак не могли понять, откуда копы каждый раз узнают, где мы работаем. Милти постоянно менял квартиры. Иногда мы переезжали дважды в неделю, но копы
